Прощание с мирной жизнью

Валли не могла преодолеть искушение и десять лет спустя после той достопамятной вспышки почтенной тетушки передразнила ее: «Ah, non, cette enfant![45] Что за негодная девчонка, что за озорница, она меня в гроб вгонит!»

Какой бы поднялся крик, если бы Каролина знала, что ее питомица предприняла сегодня прогулку по собственному вкусу, прогулку действительно на волю.

— Mais, non, c’est incroyable![46] — хрипела Валли, подражая голосу тетки. — Прогулка вдвоем с мужчиной! Да притом еще не свободным! Ça me tue![47]

Нет, даже представить себе невозможно, что сделалось бы с Каролиной, если бы она узнала о том, что задумала Валли. Поэтому Валли (из чистого человеколюбия) не хочет лишать ее иллюзий. Нет, почтенная тетушка ничего не узнает или узнает только, что Валли вместе с Адриенной была у подруги за городом.

По правде говоря, Валли предпочла бы не посвящать кузину в свои дела. Конечно, она могла бы найти и кого другого, чтобы подтвердить свое алиби, но Гелузич предложил ей эту прогулку только накануне вечером. Поэтому ей не оставалось ничего иного, как пойти с утра к кузине и попросить ее, в случае надобности, подтвердить, что прогулка была самая безобидная. Правда, за последнее время они несколько отдалились друг от друга, но в конце концов может же Валли попросить Адриенну о такой небольшой услуге, да потом они, конечно, опять сблизятся, как только Адриенна тоже заживет настоящей жизнью… Нет, они уже никогда не сблизятся. Сейчас Валли почувствовала это совершенно определенно. В характере Адриенны было бороться с собой, жить для других, не мириться с жизнью такой, как она есть. Валли считала, что это эксцентрично и смешно, но если Адриенна вбила себе в голову стать суфражисткой, или социалисткой, или еще какой-то идейной сумасбродкой, пожалуйста, она, Валли, ей мешать не собирается!

Сама Валли уже переросла подобные фантазии. Ее интересовало не их «движение», а сама жизнь, не идея, а приключение. Она не собиралась перестраивать мир, она собиралась открыть и покорить мир. Вот к такой свободе Валли всегда и стремилась, еще в то время, когда восторгалась идейными налетчиками, друзьями Саши и Мани.

Да, вот это свобода, и Валли стоит на дороге к ней. Какое чудесное чувство, какое опьянение победой!

Однако, несмотря на такое приподнятое настроение, Валли несколько приуныла, когда узнала, что Адриенны нет дома.

— Ушла? — спросила она горничную. — А куда? — Она чуть не разорвала ажурные перчатки, которые стала натягивать, чтобы скрыть свою растерянность.

Горничная была удивлена не меньше ее.

— Но, фрейлейн Валли, ваша сестрица сказали, что пошли к вам.

— Ну, тогда все в порядке. Значит, мы просто с ней разминулись, и Адриенна ждет меня у нас дома. — Валли высокомерно кивнула горничной и ушла.

На лице ее играла задумчивая улыбка. «Ишь ты, Адриенна тоже на запретном пути! Может быть, и у нее рандеву? А может, просто какое-то поручение от их организации? Не важно. Так или иначе, я ей нужна не меньше, чем она мне. Как это мило со стороны судьбы! В дамских романах всегда так: благодетельная судьба позаботилась, чтобы златокудрая Эльза и ее кумир в конце концов нашли друг друга. Ах, чего только не придумает жизнь!

И опять чувство победы подняло настроение Валли. Ноги сами так и стремились пуститься в пляс, но нельзя же на улице!

Небрежно махнув рукой, подозвала Валли извозчика и велела ехать на Штваницу. Там ждал ее с другим экипажем Гелузич.

Когда показался остров, Валли достала зеркальце и губную помаду. Но, взглянув в зеркало, решила: «Нет, лучше я выступлю в роли невинной девушки» Нераскрывшийся бутон. Это будет эффектнее»!

VIII

«Колыбель задумчивости» — так Макс Эгон Рейтер назвал один из своих стихотворных фрагментов, которые он время от времени отсылал в венский литературный ежемесячник, а издатель ежемесячника, в свою очередь, печатался в литературном приложении к «Тагесанцейгеру».

«Колыбелью задумчивости» Макс Эгон называл воскресные — «серебристо текучие, празднично тихие» — часы между пробуждением и вставанием. В эти часы, как Макс Эгон любил намекать, он отдавался размышлениям, вдохновлявшим его философские эссе, в которых он трактовал жизнь на земле как болезнь нашей планеты.

Когда он наконец расставался с колыбелью задумчивости, Елена по большей части уже предавалась послеобеденному кейфу. Поэтому по воскресным дням супруги обычно встречались только за ужином.

Предполагая, что так будет и сегодня, Адриенна не положила записку к родителям на тарелку для писем в передней, а приколола ее булавкой к отцовскому секретеру рококо, чтобы Макс Эгон первым прочел ее.

И все же Елена увидела письмо первая. Ее раньше времени разбудил телефонный звонок, и она решила вознаградить себя за недоспанное особо приятной ванной. А для полного наслаждения такой ванной нужны были засахаренные апельсинные корочки и книга — томик коротеньких новелл или стихов. Апельсинных корочек осталось совсем немного, а книги, которые были у нее в будуаре, как ей казалось, совсем не годились для этой цели.