Прощание славянки

Но помимо него были в армии и такие военачальники, как генерал Н. Н. Духонин, между нравственным обликом которого и того же Черемисова лежала непроходимая пропасть.

Другое дело, что в силу проводимой Керенским политики нетерпимости, они примирились внешне с военной политикой правительства.

Но в душе они по-прежнему считали эту политику гибельной и ненавидели творцов ее.

Да и что они могли сделать?

После подавления корниловского мятежа любая критика в адрес Керенского и правительства воспринималась как попытка нового восстания, и офицеров безжалостно изгоняли с военной службы.

И надо им отдать должное.

Стиснув зубы, в бессильной ярости они терпели выходки безмозглых политиков, понимая, что именно на них еще хоть как-то держалась армия.

Вопрос о революционных организациях оставался в прежнем, если не в худшем положении.

Накануне своего удаления от должности, 30 сентября, Савинков успел выпустить приказ, с изложением общих оснований реорганизации этих институтов, в редакции, отвергнутой в свое время Корниловым.

Власть комиссаров была усилена.

Более того, им были предоставлены прокурорские обязанности в отношении войсковых организаций в смысле наблюдения за деятельности последних, надзор за печатью и устной агитацией и регламентирование права собраний в армии.

Вместе с тем на комиссаров возложено было наблюдение за командным составом армии, аттестация лиц «достойных выдвижения» и возбуждение вопроса об удалении начальников, «не соответствующих занимаемой ими должности».

Тягость положения командного состава усугублялась тем, что приказ не предусматривал границ комиссарского усмотрения (политика, служба, военное дело, общая преступность?) и не определял точно решающей инстанции.

Войсковым комитетам, наряду с руководством общественной и политической жизнью войск, предоставлялся контроль над органами снабжения и надзор за командным составом и аттестации его путем сбора «материалов о несоответствии данного начальника в занимаемой им должности».

Революционный сыск, возведенный в систему и оставивший далеко позади черные списки Сухомлиновско-Мясоедовского периода, повис тяжелым камнем над головами начальников, парализуя деятельность даже крайних оппортунистов.

Официальное лицемерие продолжало возносить армейские революционные организации, как важнейшие «устои демократической армии» — очевидно не по убеждению, а по тактическим соображениям.

В союзе с ними, хотя и весьма неискреннем, все те, что группировались вокруг Керенского, видели известный демократический покров политического курса и последнюю свою надежду.

Порвав с ними, власти нельзя было сохранить даже неустойчивое равновесие и неминуемо приходилось сделать последний шаг вправо или влево: к советам и Ленину или к диктатуре и «белому генералу».

А «покров» почти истлел.

Какой автеритет могли иметь в армии комиссары — представители Временного правительства хорошо видно на примере комиссара Северного фронта Станкевича, который посетил в сентябре ревельский гарнизон и намеревался защищать Временное правительство.

«Я, — описывал он свою встречу, — чувствовал всю тщету попыток, так как само слово „правительство“ создавало какие-то электрические токи в зале, и чувствовалось, что волны негодования, ненависти и недоверия сразу захватывали всю толпу.

Это было ярко, сильно, непреодолимо и сливалось в единственный вопль: „Долой!“»

В других местах отношение солдатской массы к правительству если и не проявлялось так экспансивно, то, во всяком случае, выражало полнейшее равнодушие или пассивное сопротивление, ежеминутно готовое вылиться в открытый бунт.

Комитеты также изменяли постепенно свой облик.

Многие высшие комитеты, которые с весны не переизбирались, сохраняли еще прежние традиции оборончества и условной поддержки правительству, теряя постепенно связь с войсками и всякое влияние на них, тогда как другие и большинство низших переходили окончательно в большевистский лагерь.

Из среды комитетов и помимо них текли непрерывно в Петроград делегации и там, минуя Зимний дворец, направлялись в Петроградский совет, черпая в недрах его советы, указания и надежды.

Особенно угрожающее положение занимали флотские организации.

Так, Центрофлот слал ультиматумы самому Керенскому и Вердеревскому, угрожая «прервать с ними дальнейшие отношения» и побудить к тому же своих избирателей.

Когда Керенский призвал флот «опомниться и перестать вольно и невольно играть в руку врагу», то получил от Съезда представителей Балтийского флота требование «немедленного удаления из рядов правительства Керенского, как лица, позорящего и губящего своим бесстыдным политическим шантажем великую революцию, а вместе с ней весь революционный народ…»

К концу сентября в основание реформ положена была докладная записка, подписанная генералами Н. Н. Духониным и М. К. Дитерихсом.

Духонин потребовал «полного прекращения какой бы то ни было агитации в войсках, независимо от партий».

Он признавал возможным отказаться от смертной казни, «если все эти меры будут проведены полностью».