Говорили, понятно, и о тех мерах, которые надлежало принять, дабы избегнуть опасности быть застигнутыми врасплох австрийскими приготовлениями.
На Совете министров Николай согласился на частичную мобилизацию четырех военных округов, в общей сложности 13 армейских корпусов, предназначенных действовать приграничных с Австро-Венгрией районах.
Европа была оповещена, что Петербург вынужден объявить с 29 июля мобилизацию Одесского, Киевского, Московского и Казанского откругов.
В то же время германскому правительству сообщалось «об отсутствии у России каких-либо наступательных намерений против Германии».
Днем 28 июля Италия сообщила Берлину, что не собирается воевать на стороне своих союзников.
Рим «обиделся» на Австрию за то, что та не посоветовалась с ней по поводу выступления, предпринимаемого против Сербии, как того требовал один из пунктов Тройственного союза.
Осмыслил сложившуюся ситуацию, Берлин попытался уговорить австрийцев удовольствоваться занятием Белграда как залогом и принять посредничество, предложенное Греем.
Однако венское правительство отклонило немецкие предложения.
Единственно чего удалось добиться германской дипломатии так это только того, что Вена стала облекать свои ответы Грею в еще более вежливые формы.
Трудно сказать, как бы повели себя австрийцы, если бы германское правительство продолжало свой нажим.
Но 30 июля, поздно вечером, он давление на Вену было прекращёно.
Воздействие Генерального штаба вернуло кайзера на прежний путь.
Да и поздновато было, поскольку мобилизация австрийской армии уже шла полным ходом, а австрийская артиллерия продолжала обстрел столицы.
Правительство Сербии переехало в небольшой городок Ниш, а Верховное командование — в Крагуевац.
Стратегические планы Германии строились в расчёте на молниеносный разгром Франции, облегчаемый медленностью мобилизации и сосредоточения русской армии, завершение которых требовало свыше 40 дней.
До истечения этого времени Россия, по немецким предположениям, не могла оказать своей союзнице действенной помощи.
Покончив с Францией, предполагалось бросить все силы на Россию и, таким образом, разгромить, противников порознь.
Каждый лишний день русских военных приготовлений рассматривался как чрезвычайно важный для Германии. Ясно было, что Германия должна любым способом задержать русские мобилизационные мероприятия.
И немцы делали все возможное, дабы как дальше затянуть время простых и ясных ответов на такие же простые и ясные вопросы.
День 29 июля стоит особняком среди всех других последних дней июля, так как был весьма знаменательным для переговоров, предшествовавших объявлению войны Германией.
Как мы видели, до самого дня объявления войны Сербии все попытки свести погасить разгоравшийся конфликт велись дипломатами.
Успехов все эти усилия не принесли, и тогда в игру вступил сам царь.
Все еще пытаясь выйти из кризиса мирным путем, Николай в час ночи отправил телеграмму вернувшемуся из морского путешествия в норвежских фьордах кайзеру.
«Рад, что ты вернулся, — писал он. — Призываю тебя помочь мне в столь серьёзное время. Бесчестная (в некоторых переводах „гнусная“) война была объявлена слабой стране.
Возмущение в России, полностью разделяемое мною, огромно. Предвижу, что очень скоро давление сломит меня, и я буду вынужден принять чрезвычайные меры, которые могут привести к войне.
Чтобы избежать такого бедствия, как общеевропейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать всё, что в твоих силах, чтобы остановить твоих союзников, прежде чем они зайдут слишком далеко».
На этой в высшей степени искренней по содержанию телеграмме Вильгельм II, по своему обыкновению, сделал пространные замечания, которые сводились к тому, что русский царь намереватся свалить на ответственность за все происходившее на него.
Затем следовали упреки в скрытой угрозе, истолкование выражения «подлой» войны как проявление панславистских взглядов, совет непосредственного обращения к императору Францу Иосифу для прямых переговоров с ним и еще многое другое.
Не было в них самого главного: просимого русским царем воздействия во имя интересов всего мира на воинственное настроение венского кабинета.
Таким образом, личное обращение государя к кайзеру с просьбой о его своевременном вмешательстве в австро-сербский спор имело не больше успеха, чем примирительные попытки Сазонова и Грея.
Кайзер ответил царю ровно через сорок пять минут.
«С глубочайшей озабоченностью, — сообщал он, — слышу я о том впечатлении, что производят действия Австрии против Сербии в твоей стране.
Та беспринципная агитация, что велась в Сербии годами, вылилась в ужасающее преступление, жертвою которого пал эрцгерцог Франц Фердинанд.
Дух, который внушил сербам убить собственного короля и его жену, всё ещё господствует в стране.
Несомненно, ты согласишься со мной, что мы оба, ты и я, равно как и все иные Государи, разделяем общий интерес: настоять на том, чтобы все, кто несёт моральную ответственность за это смертоубийство, получили заслуженное наказание.
В этом случае политика не играет вовсе никакой роли.