После объявления в России мобилизации желанный предлог был получен, и в Германии стали форсировать трагическую развязку.
Если же верить другим источникам, то, получив сообщение о мобилизации в России, Вильгельм впал в панику.
— Мир, — уныло заявил он, — захлестнет самая ужасная из всех войн, результатом которой будет разгром Германии. Англия Франция и Россия вступили в заговор, чтобы уничтожить нас…
Но постепенно он начал успокаиваться.
Общенациональный порыв начал возвращать ему веру в конечный успех.
Национальное единство немцев в августе 1914 году было на самом деле впечатляющим.
— Я, — заявил кайзер 4 августа, — больше не различаю партий, я вижу только немцев!
Далеко не крайние из них считали войну путем к освобождению от британских цепей и шагом к европейскому и мировому возвышению.
«Наши оппоненты, — писал немецкий историк Ф. Майнеке осенью 1914 года, — приписывают нам военные планы создания новой Римской империи — но деревья не растут до небес так быстро…
Мы должны, прежде всего, сокрушить Британию до такой степени, чтобы она признала нас равной себе мировой державой, и я верю, что наша мощь для достижения этой цели достаточна».
Что касается России, то военный атташе в Петербурге капитан Г. Эгелинг характеризовал русскую мобилизацию как прелюдию к тактике 1812 года — отступлению в глубину российской территории.
В Германии широко разлился поток ненависти к Британии и России.
— Я, — говорил по этому поводу своим приближенным кайзер, — ненавижу славян. Я знаю, что это грешно, но я не могу не ненавидеть их…
В полночь 31 июля германский посол вручил Сазонову ультиматум, в котором Германия требовала от России в 12-часовой срок демобилизации призванных против Австрии и Германии запасных чинов.
Это требование, технически невыполнимое, к тому же носило характер акта грубого насилия, так как взамен роспуска наших войск Германия не обещала однородной меры со своей стороны.
Австрия в ту пору уже завершила свою мобилизацию, а Германия приступила к ней в этот самый день объявлением у себя «положения опасности войны», а если верить главе временного баварского правительства Курту Эйснеру, вскоре затем убитому, то и тремя днями раньше.
Более того, Берлин в своей ультиматимнуй форме потребовал каких-то объяснений по поводу принятых Россией военных мер.
Ни по существу, ни по форме эти требования были недопустимы.
Военные приготовления западных соседей представляли величайшую опасность, от которой Россию могло оградить только немедленное прекращение ими всяких мобилизационных мер.
Не приходится говорить о том, что демобилизация в эту минуту внесла бы полное и непоправимое расстройство во всю нашу военную организацию, которой наши противники, оставаясь мобилизованными, не замедлили бы воспользоваться, чтобы осуществить беспрепятственно свои замыслы.
Передавая ультиматум своего правительства, германский посол был очень возбужден и повторял свое требование демобилизации.
Сазонов разъяснить ему раздражения причины, по которым русское правительство не могло пойти навстречу желаниям Германии.
Делал он, скорее, по протоколу, поскольку прекрасно понимал, что дело мира проиграно и что за этим шагом Германии через несколько часов последует другой — последний и окончательный.
Министр даже не сомневался, что результатом этого окончательного шага «будут для всей Европы бедствия, о размерах которых самое живое воображение не могло дать и бледного представления».
Последний шаг был сделан Германией в субботу 1 августа.
Но даже в этот день царственные особы продолжали свою бессмысленную переписку.
«Получил твою телеграмму, — писал Николай кайзеру. — Понимаю, что ты должен объявить мобилизацию, однако желаю получить от тебя ту же гарантию, какую я дал тебе, что эти меры не означают войны и что мы продолжим переговоры ради блага наших стран и всеобщего мира, столь дорогих нашим сердцам.
Наша давняя крепкая дружба должна, с Божьею помощью, предотвратить кровавую бойню. С нетерпением и верою в тебя жду ответа».
«Благодарю за твою телеграмму, — отвечал Вильгельм. — Вчера я указал твоему правительству единственный способ избежать войны.
Хотя я запросил ответ к сегодняшнему полудню, никакой телеграммы от моего посла, подтверждающей ответ твоего Правительства, мне ещё не пришло. Поэтому я вынужден был мобилизовать свою армию.
Немедленный, точный, ясный утвердительный ответ твоего Правительства — вот единственный способ избежать бесконечных невзгод.
Увы, пока я такового не получил, а значит, я не в состоянии говорить по существу твоей телеграммы. По большому счёту я должен попросить тебя немедленно приказать твоим войскам ни в коем случае не предпринимать ни малейших попыток нарушить наши границы».
В 7 часов вечера взволнованный и одновременно расстроенный возложенной на него пенчальной миссией граф Пурталес явился к Сазонову и спросил, готово ли русское правительство дать благоприятный ответ на предъявленный им накануне ультиматум.