Оставалось вынуть меч для защиты своих жизненных интересов и ждать с оружием в руках нападения врага, неизбежность которого стала для нас за последние дни осязаемым фактом, или, не приняв боя, отдаться на его милость и все равно погибнуть, покрыв себя несмываемым позором.
Мы были загнаны в тупик, из которого не было выхода.
В этом же положении находились и наши французские союзники, так же мало желавшие войны, как и мы сами, уже не говоря о наших балканских друзьях. Как те, так и другие знали, что им выбора не оставалось, и решили, хотя и не с легким сердцем, принять вызов.
Наконец, Государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал мне:
— Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание о мобилизации…»
Ровно в 4 часа дня Сазонов позвонил Янушкевичу.
— Государь разрешил общую мобилизацию! — сказал он. — Делайте ваши распоряжения, генерал, а потом исчезайте! Первым днем мобилизации решено было считать 31 июля…
Обрадованный Янушкевич взял телефонный аппарат и, как и обещал, со всех сил швырнул его на пол.
Затем вместе с генералом Добророльским он отправился в Мариинский дворец, где шло заседание Совета министров.
На этот раз начальнику мобилизационного отдела удалось получить подписи всех трех министров без особого труда.
Добророльский отправился на столичный телеграф, и уже в 6 часов вечера в военные округа ушли телеграммы следующего содержания:
«Высочайше повелено привести на военное положение армию и флот и для сего призвать чинов запаса и поставить лошадей согласно мобилизационному расписанию 1910 года.
В дополнение номера 3729 высочайше поведено произвести общую мобилизацию всех наших сил. Первым днем обеих мобилизаций следует считать восемнадцатое июля, с которого будут вестись расчеты железнодорожных перевозок.
Первым днем мобилизации считать 31 сего июля.
Подписали генерал-адъютант Сухомлинов, генерал-адъютант Григорович, министр внутренних дел Маклаков
30 июля 1914 года».
В то время как российская военная машина начала делать свои первые обороты, дипломатические переговоры продолжались. В тот же день австрийцы сообщили Сазонову, что Вена готова «вступить в обсуждение по существу предъявленного Сербии ультиматума».
На циркулярной телеграмме, которой министр иностранных дел информировал русских послов в европейских столицах о предложении Австрии, Николай II сделал пометку:
«Одно не мешает другому — продолжайте разговор с австрийским послом».
Глава V. Нет ничего тайного…
Утром 31 июля стены многих домов в Петербурге были обклеены красными объявлениями о мобилизации.
В Германии узнали о ней в 11 часов 40 минут, но еще в 7 часов 45 минут начальник германского Генерального штаба Мольтке подписал приказ о введении Положения, угрожающего войной, что на деле означало скрытую мобилизацию.
Но даже в этот, уже ничего не решавший день царственные особы обменялись очередными телеграммами.
«По твоему призыву к моей дружбе и твоей просьбе о помощи, — писал кайзер, — я стал посредником между твоим и австро-венгерским Правительствами.
Одновременно с этим твои войска мобилизуются против Австро-Венгрии, моей союзницы. Посему, как я тебе уже указал, моё посредничество сделалось почти что иллюзорным.
Тем не менее, я не собираюсь отказываться от него. Я сейчас получаю достоверные известия о серьёзных военных приготовлениях на моей восточной границе.
Ответственность за безопасность моей империи вынуждает меня принять превентивные защитные меры.
В своём стремлении сохранить мир на Земле я использовал практически все средства, бывшие в моём распоряжении. Ответственность за несчастье, которое теперь угрожает всему цивилизованному миру, не будет лежать на моём пороге.
В сей момент всё ещё в твоей власти не допустить этого. Никто не угрожает чести или силе России, равно как никто не властен свести на нет результаты моего посредничества.
Моя симпатия к тебе и твоей империи, которую передал мне со смертного одра мой дед, всегда была священна для меня, и я всегда честно поддерживал Россию, когда у неё возникали серьёзные затруднения, особенно во время её последней войны.
Ты всё ещё можешь сохранить мир в Европе, если Россия согласится остановить свои военные приготовления, которые, несомненно, угрожают Германии и Австро-Венгрии».
«Сердечно благодарю тебя за твоё посредничество, — отвечал Николай, — которое ныне даёт мне надежду, что всё ещё может решиться миром.
Технически невозможно остановить наши военные приготовления, которые являются необходимым ответом на австрийскую мобилизацию.
Мы далеки от того, чтобы желать войны. До тех пор, пока продолжаются переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не произведут никаких провокационных действий.
В этом торжественно даю тебе моё слово. Уповаю на свою веру в Божью милость и надежду на твоё успешное посредничество в Вене и верю, что они обеспечат благополучие наших стран и мир в Европе».
Никакого впечатления на кайзера это послание не произвело.