«30 июля, — докладывал тот, — я видел не только на железнодорожных станциях большое скопление резервистов, но и в движении целые воинские поезда, как в восточном, так и в западном направлении».
Одновременно посол России в Берлине С. Н. Свербеев сообщал о том, что германская газета «Local Anzeiger» опубликовала сообщение «о мобилизации германских армии и флота».
Сазонов сразу же сообщил об этом Сухомлинову и Янушкевичу.
Вскоре Генеральный штаб получил сведения о том, что первым днем общей мобилизации в Австро-Beнгрии будет объявлено 1 августа.
В столь тревожной обстановке запоздание с объявлением общей мобилизации становилось чрезвычайно опасным. Ведь никто не мог на себя взять смелость и утвержадть, что в самый последний момент Германия не изменит своих планов и ударит не по Франции, а по России.
Янушкевич снова обратился к Сазонову с просьбой прибыть в Генеральный штаб с тем, чтобы обсудить создавшееся положение.
«Я, — рассказывал в своих воспоминаниях Сазонов об этой во многом исторической встрече, — застал обоих генералов в состоянии крайней тревоги.
С первых же слов я узнал, что они считали сохранение мира более невозможным и видели спасение только в немедленной мобилизации всех сухопутных и морских сил империи.
Об Австро-Венгрии они почти не упоминали, вероятно, потому, что оттуда нам уже нельзя было ожидать никаких сюрпризов, так как намерения ее относительно Сербии были вполне ясны, и что ввиду надвигавшейся со стороны Германии опасности австрийская отходила на второй план и представлялась малозначащей.
Генерал Янушкевич сказал мне, что для него не было ни малейшего сомнения, благодаря специальному осведомлению, которым располагал генеральный штаб, что германская мобилизация подвинулась вперед гораздо дальше, чем это предполагалось, и что ввиду той быстроты, с которой она вообще могла быть произведена, Россия могла оказаться в положении величайшей опасности, если бы мы провели нашу собственную мобилизацию не единовременно, а разбили бы ее на части.
Генерал прибавил, что мы могли проиграть войну, ставшую уже неизбежной, раньше, чем успели бы вынуть шашку из ножен.
Я был достаточно знаком со степенью германской военной подготовленности и с многочисленными недостатками и пробелами нашей собственной военной организации, чтобы не усомниться в справедливости слов Янушкевича.
Я ограничился тем, что спросил, доложено ли об этом Государю.
Генералы ответили мне, что Государю в точности известно истинное положение вещей, но что до сих пор им не удалось получить от Его Величества разрешение издать указ об общей мобилизации и что им стоило величайших усилий добиться согласия Государя мобилизовать четыре южных военных округа против Австро-Венгрии даже после объявления ею войны Сербии и бомбардировки Белграда, несмотря на то, что сам Государь заявил кайзеру, что мобилизация у нас не ведет еще неизбежно к открытию военных действий».
— По данным нашей разведки, — сказал Янушкевич, — германская мобилизация подвинулась вперед гораздо дальше, чем это предполагалось, и что ввиду той быстроты, с которой она вообще могла быть произведена, Россия могла оказаться в положении величайшей опасности, если бы мы провели нашу собственную мобилизацию не единовременно, а разбили бы ее на части. Если мы и дальше будем медлить, то проиграем ставшую уже неизбежной войну, раньше, чем успеем вынуть шашку из ножен…
— Сохранение мира, — поддержал его Сухомлинов, — более невозможно и спасение только в немедленной мобилизации всех сухопутных и морских сил империи.
После короткого обмена мнениями участники совещания пришли к единодушному мнению о необходимости общей мобилизации.
Сухомлинов и Янушкевич попытались по телефону убедить Николая II в необходимости этого шага, однако император был непреклонен.
Он уже собирался класть трубку, когда Янушкевич все же успел сказать, что министр иностранных дел находится у него в кабинете и просит разрешения сказать государю несколько слов.
После недолго молчания царь изъявил согласие выслушать министра.
Сазонов попросил принять его для неотложного доклада о политическом положении.
— Я приму вас одновременно с Татищевым в три часа, — после недолго молчания ответил царь.
— Сергей Дмитриевич, — сказал на прощание Янушкевич Сазонову, — я понимаю всю сложность стоящей перед вами задачи, но все же прошу напомнить государю, что наша нерешительность может быть расценена Францией как отказ от выполнения союзнических обязательств и приведет к объявлению ею нейтралитета…
— Хорошо! — кивнул Сазонов. — Я вам позвоню…
— В случае положительного ответа, — усмехнулся Янушкевич, — я уйду, сломаю мой телефон и вообще приму все меры, чтобы меня никоим образом нельзя было разыскать для преподания противоположных приказаний в смысле новой отмены общей мобилизации…
— Я очень надеюсь на это! — против своей воли улыбнулся Сазонов.
Как только за министром иностранных дел закрылась дверь, Янушкевич позвонил генералу Добророльскому.