Прощённые

Все возмущённо зашумели, требуя продолжения рассказа. Пелагея Ивановна быстро сдалась и, с явным удовольствием, опять заговорила:

– Вполне возможно, и писал стихи… Ведь его вдохновляло предчувствие крови. А, договаривая до конца, и кровь.

Послышались наигранные вздохи, скрытые смешки. Но Пелагея Ивановна не обижалась, а только входила всё в больший задор.

– Должно быть, вы не видели Кондратия Рылеева в лицо!

Хозяин с Яковом Ивановичем многозначительно (не без комичности) переглянулись. Она заметив это, быстро нашлась:

– А ежели видали, то не вглядывались. А после и вовсе забыли.

– И что же необычного было в его лице? – включился в разговор Плюшар, с преувеличенной тревожностью. – По-моему, так он имел вполне приятную наружность, с лица был чист и недурён собой.

– Совсем не в том беда. Лицом-то он был чист. Да только сильно бледен, а рот с кроваво-красными губами. Ну, в общем, по наружности типичный…

– Вурдалак, – добавила княгиня шёпотом.

– Он самый. – Сапожникова многозначительно кивнула. – Куда бы ни пришёл Рылеев – повсюду начиналась свара. Ведь он был мастер стравливать людей. – Рассказчица остановилась, выпила воды, затем продолжила, понизив голос. – Так вот однажды, со своей бедой к Рылееву пришёл кузен Чернов…. С этого дня тот был уж обречённым. Рылеев не давал ему и думать о возможном примирении. Он сам и навязал жестокие условия дуэли – такие, чтобы без кровопролития не обошлось.

Рассказчица закашлялась, ей снова подали воды…

– После дуэли раненого Константина доставили в казармы, на его квартиру. Несчастный почти не приходил в сознание. Заботливый кузен не отлучался от его постели. И говорят, что в первые часы после дуэли Рылеев не пускал к Чернову лекаря. Он уверял, что остановит кровь – и кровь, действительно, остановилась. А поначалу, крови было много.

Повисла пауза.

– Вот после этого упырь и возбудился. Вскоре он стал настолько ненасытен, что дьявольский талант его дошёл до апогея. Тогда он заморочил тьму народа и заварил всем кашам кашу…

– Однако, на Сенатскую он не пришёл, – заметил Лаховской.

Хозяйка обвела гостей зловеще-мрачным взглядом.

– Там, на Сенатской площади, Рылеев появился тайно. Он так и рыскал меж рядами – как пёс голодный, дожидался первой крови. А после показал себя во всей красе…

Княгиня тихо охнула. Князь, явно сдерживаясь, пожевал губами. Зато доктор Браженский, судя по всему, внимал рассказчице с живейшим интересом. Сапожников посмотривал на доктора как-то уже… не очень хорошо.

– Потом, как принялись Рылеева казнить, на виселице лопнула верёвка. Тогда повесили на упряжи из кожи. А ночью сняли с виселицы тело, проткнули грудь осиновым колом, а после этого уже и схоронили.

Сапожникова с шумом выдохнула и замолчала.  За столом повисло напряжённое молчание… Вдруг, полусонно отозвался Лаховской:

– Надеюсь, что хоть к раненому Новосильцеву Рылеева не допустили.

Хозяйка ответила на это с явным возмущением:

– Как вам  такое только в голову взбрело?!

Князь вытер лысину и перекрестился с облегчением:

– И хорошо. Кабы отведал кровь аристократа, полез бы ночью во Дворец: фрейлинам глотки грызть. Ещё бы и окно разбил бы. Переполох, да и казне урон.

Последние его слова были почти не слышны за дружным общим хохотом.

Княгиня даже не успела схватить салфетку…

Хозяин благодарно посмотрел на Лаховского. Пелагея Ивановна надула было губки… Потом отходчиво вздохнула, улыбнулась, и, оглядевши стол, решительно взялась за колокольчик.

Глава 13. Отыгрался

Гостям предложили второе горячее блюдо – стерлядь в густом фламандском соусе, а к ней – воздушный рисовый тимболло. Всё быстро водрузилось на круги своя, и трапеза продолжилась почти что с прежней безмятежностью. Однако, при общем молчании. Затем княгиня промокнула губы и, отложив салфетку, обратилась к Плюшару:

– Все знают, что Екатерина Новосильцева в столичном свете не бывает. Когда Аннет, её кузина, отправилась искать спасение в монастыре, все поговаривали, что и она… И вдруг она внезапно объявилась в Петербурге. Это немного любопытно.

Пелагея Ивановна подёрнула плечами:

– Княгиня, все мы слышали, что Новосильцева приехала к мсье Плюшару. Должно быть, вы забыли про слова Адольфа Александровича. Она посетила его с какой-то своей… новой книжкой.

Плюшар только рассеянно кивнул, не отрываясь от еды. Все снова замолчали. Но тут вдруг подал голос до того тишайший Шарлемань. Он чуть откашлялся и, повернувшись в сторону хозяина, спокойно произнёс:

– Позвольте возразить.

Все посмотрели в его сторону с почти весёлым изумлением. Архитектор, тем не менее, не стушевался и решительно продолжил:

– Недавно я удостоился чести принять у себя госпожу Новосильцеву. Она изволила со мной беседовать – о некотором важном деле. И у меня есть основание полагать, что ради этого она и прибыла в столицу.

Послышались смешки, Пелагея Ивановна поджала губы, а княгиня Лаховская рассматривала Шарлеманя с откровенным любопытством и в упор.

– Пожалуй, стоит пояснить, в чём суть этого дела… – и архитектор вкратце рассказал о встрече с Новосильцевой и о заказе.