Прощённые

И он… заплакал, вытирая рукавом нахлынувшие слезы. Потом рыдал, рыдал отчаянно, впервые в жизни – не удерживаясь, не по-мужски, захлебываясь в собственных слезах, словно оплакивая теперешнее своё постыдное и безысходное несчастие.

Ну а потом упёрся в подоконник и с силой подтянулся, пытаясь взгромоздиться на него…

Через секунду резкий, оглушающий, невыносимый звук заставил Михаила оглянуться. Пустая старая серебряная фляжка, внезапно выпав из-за пазухи, с лязгом подпрыгивала по ступеням.

Оцепенев, он постоял ещё немного… После старательно закрыл окно. Спустился, подобрал и вытер фляжку, потом со всею бережностью положил в карман. Затем спокойно застегнул шинель и вышел вон, на улицу.

Окно на верхнем этаже ротонды в доме № 57 на Гороховой улице, негласно называлось петербуржцами «окном самоубийц» – за то, что с середины 19 века немало экзальтированных личностей на этом месте сводило счёты с жизнью. Потом, примерно полтора столетия спустя, окно будет надёжно заколочено, а после – и замуровано бесповоротно.

(На самом деле, время создания знаменитой «ротонды» внутри здания, построенного в конце 18 века, достоверно не установлено. По версии, она появилась при перестройке дома в середине 19 века – позже описанных в романе событий. А потому, автор позволил себе некоторую вольность.)

Глава 25. Мельник и ручей

Киев, 1818 год.

Михаил, если по совести, был даже рад известию о назначении в Киев. Он видел в этом только замечательный предлог уехать. Куда-нибудь – подальше от опустошающего разочарования, от светских сплетен, от позора. Он верил, что обязанности службы, знакомство с новыми людьми как-нибудь отвлекут его…

Прибыв на место, Михаил явился к командиру пехотного корпуса, прославленному генералу Раевскому…  Тот был настроен дружелюбно и встретил нового начальника штаба с радушием.

 Семье Раевского Михаил Фёдорович был представлен несколько дней спустя после приезда в Киев, в их доме, на званом музыкальном вечере. А там, как оказалось, его ждал сюрприз.

Он прибыл точно к оговоренному часу. В прихожей у зеркала быстро одёрнул мундир и начал было подниматься вверх по лестнице. И тут же, с верхнего пролёта его окликнул радостный, знакомый голос.

– Ба! Братец Рейн! Дружище! Ты ли это!

Он поднял голову. Там, перегнувшись через перила балюстрады, его разглядывал Сверчок – собрат по бывшему литературному сообществу. Михаил мигом добежал наверх и крепко обнял своего недавнего приятеля. Тот вырвался, приглаживая вставшие ежом, густые бакенбарды. Глядя на тщетные усилия несчастного, Михаил насилу сдержался от смеха…

В ту же минуту за дверями объявили:

– Его благородие, Александр Сергеевич Пушкин!

Сверчок ещё раз тронул бакенбарды, и, вскинув голову, решительно вошёл в гостиную. Здесь, нежно облобызав ручки хозяйке, Софье Алексеевне, он с прытью перешёл на барышень. Поэт держал себя с такой непринуждённостью, что, судя по всему, был в этом доме завсегдатаем.

Михаила встретил у порога сам хозяин, Николай Раевский, он и повёл его для представления к дамам: супруге, Софье Алексеевне, и к дочерям – а их в семье Раевских было четверо…

Старшая дама – статная, высокая, с живыми чёрными глазами, сегодня выглядела, как само радушие. Все дочери по-своему оказались хороши. Екатерина, Мария, Елена, София… Он бормотал приветствия и церемонно наклонялся к ручкам, стараясь, чтобы девичьих рук не щекотали пышные усы…

Уж если говорить по совести, то Михаил дамского общества пугался, что часто свойственно военным людям прямой и мужественной натуры. При дамах его пламенное красноречие мгновенно уступало место паузам неловкости, а от кокетливых улыбок и жеманства он конфузился. К счастью, сегодня от него не требовалось много – всего лишь терпеливо слушать и внимать.

Гостей на званый вечер собралось сравнительно немного. Помимо Пушкина и Михаила, присутствовали три офицерские четы, да с ними несколько молодцеватых, неженатых сослуживцев… Последним прибыл уважаемый чиновник городского департамента со всем семейством…

Одна из дочерей хозяина, Мария, присела за рояль. Несколько пьес и полонез Шопена… Ноктюрн… После чего Мария Николаевна исполнила романс, продемонстрировав глубокое и чистое контральто.

Во время паузы всем предложили чай, пирожные и неизменное шампанское. И тут, затеяв светскую беседу, очаровательная Софья Алексеевна ловко направила внимание собравшихся на Михаила. А тем того было и надобно – казалось, что весь город только и ждал приезда молодого генерала.

И вот, уже в который раз, он рассказал про встречу с Бонапарте, об остроумии находчивого Балашова (ту реплику про путь через Полтаву кто-то пытался даже приписать ему). Потом спросили про недавний дипломатический вояж в Норвегию. Михаил, совсем забыл смущение, освоился и, с явным удовольствием, разговорился.