Прощённые

– И после этого я написал вам… Поймите, подозрение моё имело основание. Подробности! Тот господин прекрасно знал все обстоятельства дел вашего семейства. И все строительные новшества в имении. Историю паломничества… Ну кто, как не наставник, духовник…

Она устало перебила:

– Вам должно было сразу напрямую поговорить со мной.

– Сегодня, по получении от вас ответа, я навестил Сапожникова. Я рассказал ему о неприятностях моих и просил объяснения.

На это Новосильцева отозвалась с явной тревогой в голосе:

– Да, вы не слишком-то предусмотрительны…

– Он меня выслушал. Потом ответил – но уклончиво и, несколько своеобразно…

– Это совсем неудивительно.

Потом, как будто что-то вспомнив, она спросила:

– Скажите-ка мне вот что… Знакомил ли вас господин Сапожников с родственником своим – Ростовцевым, Яковом Ивановичем?

Шарлемань тут же кивнул с готовностью.

– О, да – Яков Иванович присутствовал на завтраке. По окончании трапезы я имел честь играть в бильярд с господином Ростовцевым. И, кстати…

– Что такое?

– Я вспомнил… Яков Иванович сказал тогда весьма философическую фразу. Как он сказал? Я, видите ли, выиграл партию, и он…  Он произнёс: «Когда б мы знали наперёд, мсье Шарлемань, в чём состоит подлинный выигрыш и сколько долго суждено оплачивать своё везение…» Тогда я приписал его слова меланхолическому состоянию.

– Нечто подобное я и подозревала. – Екатерина Новосильцева встряхнула головой и попыталась встать.

– Но погодите, умоляю! Кто этот недоброжелатель? И почему он стал преследовать меня?

Она кивнула.

– Кто? Известно кто. Тот, кто последовал за мной. Тот, кто оказался рядом. Тот, кто поймал меня, беспамятную, на руки. Кто же иной? – Она горько вздохнула. – Но зачем? Этот вопрос должно задать ему. А значит, времени у нас не так-то много…

Новосильцева с решительностью поднялась, кивнула и хотела было повернуться к двери. Потом взглянула архитектору в лицо и, с ободряющей улыбкой, произнесла:

– А вы работайте. Не бойтесь и не думайте плохого. Вас более не потревожат.

«Примерно это я уже сегодня слышал».

После чего Екатерина Новосильцева, немедля, попрощалась и ушла.

А к вечеру того же, полного событиями, дня она явилась на квартиру Якова Ростовцева…

Глава 36. Шанс, пусть и последний

Юный Николенька, по молодости лет, не понял, что в тот день произошло…

Зато его отец вернулся из Отрады окрылённым. Теперь он видел смысл своего нынешнего существования с вполне понятной и достижимой целью…

С тех пор Михаил Фёдорович стал частым гостем у кузины. А вскоре взаимоотношения между ними установились трогательные. Каждый из них, знакомый с горечью вины и тяжестью потери, мог верить в непритворное сочувствие и понимание от собеседника… Нередко Михаил возил в Отраду и Николеньку, надеясь, что компания подростка как-нибудь, да развлечёт её. Она вела себя с Николенькой приветливо, и даже ласково, но, соответственно своей натуре, несколько сдержанно.  Того было вполне достаточно.

В конфликте, разгоревшемся между владелицей Отрады и графиней Анной Алексеевной, Михаил пытался было поддержать Екатерину Новосильцеву. Вот только мнение его – опального и ссыльного, стоило теперь недорого. При этом надзирающий за ним высокий чин дал Михаилу предписание держаться в стороне, и даже некоторое время не посещать кузину. Выбора не было…

Когда же, выждав установленные сроки, он снова посетил Отраду, то обнаружил пожилую даму в обществе архимандрита новгородского монастыря. Вначале Михаил решил, что отче Фотий старается уладить спор между кузинами. Но вскоре выяснил, что преподобный метит много глубже. И Михаил насторожился не на шутку. Вот тут-то прежний опыт дипломата пришёлся ему очень кстати…

Так, к оступившемуся отставному генералу пришла идея о спасении души его, а с ней возникла и насущная потребность в пути для покаяния. Дабы снискать в трудах богоугодных прощение за прежние грехи свои…  И Михаил смиренно попросил архимандрита благословить его и оказать в том вспомоществование… Кузина поддержала его с радостью.

Архимандрит провёл часы в беседах с новообретённым сыном и, убедившись в глубине и твёрдости его желания, (да не найдя приличный повод для отказа), благословил сопровождать сестру Екатерину на предстоящем ей пути паломничества. В московской жандармерии хотя и подивились, но возражать против душеспасительного начинания не стали.

Осень в тот год была, на удивление, долгой и тёплой… И вот, после недолгих сборов, паломники отправились.

Начало путешествия пошло им обоим на пользу. Старинные соборы Костромы, Рязань, засыпанная ворохами листьев и с запахом последних поздних яблок из маленьких усадеб, бессуетные русские монастыри – всё источало умиротворение и благость…

Она сказала, что по возвращении домой, хотела бы опять начать писать, а он был рад приветствовать её желание. Кузина будто потянулась к жизни, к миру. И это обнадёжило.