Прошедшее продолженное время

Было тихо, лишь, молотили водяные капли и журчали потоки, унося отраву в тоннели. Мне внезапно стало легко и спокойно. Я сделал все, что мог.

Подлый внутренний голосок стал нашептывать, что тут самый эпицентр разлития яда. Стоит нескольким миллиграммам просочиться под костюм, и я навсегда останусь в этой слизи.

Протестуя против этого липкого голоса, я выволок из жижи остатки раскуроченных бомб и стал разбирать заряды, отыскивая исправные элементы. Мне удалось найти отражательные экраны, гребенку, даже несколько нормальных шаров.

Управляющие блоки не внушали доверия, оттого я сделал бомбу по совсем примитивной «закороченной» схеме. Вспомнилось, что это была одна из первых конструкций, и как я не подорвался с такой техникой – уму непостижимо. Напряженность поля повышалась надвиганием экрана, который падал под действием тяжести, перекрывая поток. Опускался экран электромеханическим таймером из штатной конструкции бомбы. Фиксатор был совсем хлипким и мог отойти даже от слабого толчка.

Примерно так же были устроены плазменные пульсаторы, которые использовали вампиры в качестве излучателей поля. Они были эффективны, почти вся энергия реакции уносилась в виде продольных волн. Зато любой скачок напряженности поля приводил к взрыву.

Моя «закороченная» схема с конденсатором потока была еще подлей. Кроме срабатывания от экранировки, цепная реакция начиналась и при размыкании контактов батареи или отключения конденсатора. После активации такой конструкции взрыва можно избежать, лишь постепенно понижая напряжение на источнике примерно на милливольт в минуту.

Не зная тонкостей физики продольных волн, при разминировании можно подорваться со стопроцентной вероятностью.

Бонусом я аккуратно затолкал микробомбу в недра машинки.

Голос в голове снова сказал, что теперь можно уходить. Совесть чиста, тройная гарантия уничтожения. Если не сработает жаробой, взорвется бомба. Не одна, так другая.

Я взял в руки пульт подрыва и положил руку на кнопку.

– Не уймешься, сволочь, нажму.

– Не горячись, – тихо произнес он. – Кому ты лучше сделаешь?

– А что тебе в том?

– Ведь я – это ты. Погибнешь ты, не будет и меня.

– Не свисти, – ответил я.

Мне показалось это смешным. Я прекрасно помнил тот голос, что давал мне советы. Этот ничем на него не походил. Кроме того, внутри давно жила уверенность, что время голосов кончилось, я достаточно вырос, чтобы жить своим умом.

– А вот напрасно ты так думаешь, – вкрадчиво произнес тот же голос. – Тебе нужно еще столько узнать. А ты научился только воевать, не узнав о красоте мира, о любви, о единстве. Я тебя понимаю. Было негде… Матери ты почти не помнишь, отец тебя не любил, только грузил и требовал. А амазон…

– Знаешь, – перебил я, – до сегодняшнего дня я так и думал. Но отец все же сообразил, как спасти непутевого отпрыска. Считай, что полновесные доказательства его любви лежат в тоннелях, исходя оранжевой слизью.

– Какой мерзкий, трусливый эгоизм, – возразил голос. – Тебе давался шанс стать частью великого целого. А ты предпочел жалкое одиночное существование, когда весь мир и люди против тебя.

– А я, похоже, понял, кто ты такой. И ты, гнилье, называешь себя великим целым?

– Я хранитель памяти миллионов живших когда-то людей – целого мира желаний, мыслей, чувств.

– Оттого у тебя осталась только одна потребность – жрать? – довольно грубо поинтересовался я. – Ты ведь что-то вроде дрожжей в дерьме. Пенишься и ползешь. А риторики дешевой больше чем у полковника Лукьянова.

– Лукьянов? Ты его видел? – голос монстра напрягся.

– Видел, – ответил я. – Это он нарисовал планы подземных убежищ, рассказал, как с вами справиться.

– Тухлый потрох. Двуличная эфэсбэшная гадина, – выругался монстр. – А ведь он испытывал это счастье быть наедине со всеми, хотел стать частью великого пути.

– Видишь, даже гэбиста твой рай достал…

– Не нравится – уходи. Забирай свои бомбы и проваливай.

– Ну нет, одну бомбу я тебе оставлю, – насмешливо ответил я. – В подарок.

– Короче, я тебя не держу. Да и регенераторный патрон не вечный. Не успеешь подняться и сделать дегазацию – умрешь от яда. Просидишь тут дольше, не успеешь и подняться. Просто задохнешься и будешь лежать в испражнениях ненавистной тебе биомассы.

– Ты что, меня спроваживаешь? – спросил я. – Странная забота о противнике. А вот не пойду. Дождусь, пока мои бойцы отъедут, и устрою фейерверк на все метро.

– Да стоят они, тебя ждут. Убьешь ребят.

– Срать мне на них. Главное, с тобой покончить, жижа гнилая.

Ответом был такой выброс ненависти, что потемнело в глазах. Я привычно выкрутил «светлячок», и тут в тоннеле на той стороне сверкнула вспышка. Кто-то одетый, как и я, в костюм противохимической защиты, выпустил пулю. Рядом взлетел фонтанчик жижи. Взвизгнул рикошет.

Честно говоря, это было словно спасение. Кто-то стреляет в тебя, в кого-то стреляешь ты. Все просто и понятно. Не нужно пялиться на призрачный свет слизи и разговаривать с нереальными голосами в собственной голове.