Прошедшее время несовершенного вида… и не только

Ме́ня говорит:

– Я люблю пить чай горячим.

Берта говорит:

– Я люблю пить чай холодным.

Эстер говорит:

– А я выставляю кружку с чаем на тридцатиградусный мороз.

Через два дня размораживаю и пью.

Приезжал из Ногинска

брат бабушки.

Высокий, тощий Михл.

«Алесенька, как твои успехи в рисовании?»

С глупой женой Миндлей.

Однажды Миндля прочла в газете

про шпиона-однофамильца.

От страха потеряла сон.

И память.

Потом, бывало, повторяла:

– Я уже двадцать лет не сплю!

– Почему?

– У меня в голове шумит.

У нее в голове шумит!

Когда построили Волго-Донской канал,

поехала его смотреть.

Куда ее понесло?

Все смеялись.

– А что еще смешного про Михла?

– Ну, например,

он всю жизнь зарядку делал.

Тоже не от большого ума.

Утро.

Деревянный домик.

Баня.

Сад.

Озеро.

«Островно, деточка, —

это маленькое местечко».

Девочка Сафочка,

Алесина мама,

спит и чувствует

чудный запах.

Прабабушка Сара

уже приготовила тейглах.

Накрыла полотенцем.

И вышла на крыльцо.

Торговаться с рыбаками.

С улицы доносится:

«Слезай с древа!»

(Древа жизни? Добра и Зла?)

Это прадедушка Исак

ни свет ни заря

гоняет мальчишек в саду.

Ему давно пора на работу.

В малюсенькую бакалейную лавочку.

Он там сидит

среди коробок с монпансье.

Перед праздником Суккот

Исак собирается в Витебск.

За лимонами.

Берет Сафочку с собой.

Прабабушка шепелявит:

«Шапочка,

надень шапочку,

а то яблочко

на головку упадет».

В Йом Киппур нельзя есть.

А слюну глотать можно?

Попробуй выдержи.

А куда рыбка плывет с грехом под Новый год?

Пурим.

Евреи выпивают.

Бегают по местечку

и притворяются пьяными.

Зачем?

Чтобы все видели:

у евреев – праздник.

Хвостатый желтый лев

скосил глаза.

Разглядывает свой нос.

Над ним скрижали.

Прадедушка читает:

«Не убий…

Не пожелай…

Не сотвори…»

Корона с камнями.

Семь дней творения.

Три заветные согласные.

Еще буквы…

И виноград.

Даже на обратной стороне —

цветущая ветка.

Райская птичка.

В глубине —

тарелки,

бокалы.

Вот бы выпить

из той зеленой рюмки.

Или чокнуться

граненым бокальчиком

c Ильей Пророком.

Но он только весной прилетит.

А кто

к нам придет?

Лев? Бык? Человек? Орел?

Хорошо бы, Орел.

Хорошо бы, не промахнулся.

Красный,

как огонь.

Смеркается.

И вот, как будто, ночь.

Свет разбился в небе

звездочками.

В деревянном домике не спят.

Стол под керосиновой лампой.

– Дедушка,

расскажи про огромного человека.

Он величиной с целый мир?

В нем все, все, все?

И мы с тобой тоже?

А к нам звездочка может залететь?

Сверкающее стеклышко.

А вот.

Пожалуйста.

Присмотрись.

Вместо лампы

луна.

Облака. Горы. Река.

Лес. Местечко.

Сад.

И люди.

Маленькие.

Все поместилось у нас на столе.

Погляди на тот крошечный домик с краю.

В нем свет.

За столом девочка.

Старенький дедушка

беседует с ней.

Это Сафочка и Исак.

Не уходи.

Побудь еще чуть-чуть.

Ты забыл

про Ассирийца.

Он бродит в сумерках.

Весь в чешуе.

Хвост заборчиком.

Козлиная борода.

Глаз на груди.

Встретит кого.

Моргнет…

И…

Твой дедушка, дедушка,

писал слова в кружок.

На полу.

Маленькими клинышками.

Ступит в центр

чешуйчатая лапка.

И пропадет.

Жаль, тебя не научил.

Мы бы тоже написали.

А то,

кто его знает.

Дедушка,

не умирай,

пожалуйста!

Прадедушка Исак умер в 39-м.

А

прабабушку

Сару

немцы

закопали.

Броня Козлик.

Самая глупая.

И самая бедная в Островно.

Муж – сапожник.

Куча детей.

Началась война.

Все – в одну сторону.

А Броня – в противоположную.

К немцам в лапы.

«Броня, ты куда?

Погибнешь!

Давай с нами!»

Все погибли.

А Броня?

Через все фронты, на телеге, с детьми…

И представьте себе…

…жива.

Вот тебе и глупая!

Алесин дядя Ме́ня

воевал недалеко

от «маленького местечка».

Когда немцы

убили прабабушку,

он пробрался в городок.

И задушил предателя Николаева,

выдавшего ее.

Дядя Ме́ня.

Родился в 1920 году в Островно, недалеко от Витебска.

Родители не обрезали мальчика.

В 1941 году пошел на фронт.

В 1943 был ранен.

Попал в плен.

Сидел в лагере «9-й форт», под Ковно.

Называл себя грузином.

Боялся, что свои выдадут.

Много раз подвергался проверкам.

На спине шрамы.

Бежал.

Был пойман.

Второй побег удался.

Примкнул к партизанам.

После победы вернулся в Москву в форме американского военнослужащего.

Был арестован.

Сидел в ГУЛАГе.

Бежал.

Дядя Борух выправил брату фальшивые документы.

По которым тот и живет до сих пор.

Петровка, дом 15 / 13,

4-й этаж.

Квартира 52.

К нам два звонка.

И телефон помню:

К-5-78-05.

Приходит тетя Нюра.

Стирает на всю квартиру.

Ей рюмочку подносят.

Приходит старенький полотер

Иван Сергеевич.

Ася Федоровна его

«деточкой» называет.

Приходит старушка.

Крутит машинку.

Перелицовывает одежду.

Приходит общественник Михлин.

В шинели образца

Гражданской войны.

Зовет на собрание.

Приходит точильщик.

Искры летят по всей лестнице.

Приходит тетка

из поликлиники

с ложкой английской соли.

Приходит книжный «шпекулянт»

Приходит Дядька Хлеб.

Приходит Дядька Молоко.

Или.

Приходит тетя Нюша

с бидонами

и кружечкой на длинной ручке.

От нее деревней пахнет.

Жалуется на сына:

– …отрезает мне м-а-а-а-хонький кусочек и так-то ласково: держи, маманя. А жене-то вот такущий шмат: НА, ЖРИ! Всем кусок как кусок, а мне едакой да с жилкой.

Приходят утопленники.

Приходят погорельцы.

Приходит пожилая цыганка.

Распахивает пальто.

А под ним – ничего.

Голая.

И говорит

громким шепотом:

– Дочка, дай хоть что-нибудь!

– А что?

– Мыло дай. Вещи дай.

Я протягиваю папины

новые меховые ботинки.

Потом отец ищет, ищет…

«Чертов дом!