Прошедшие войны

— Но мы не сможем столько сдать зерна. Нет у нас таких урожаев и земель, ведь всем это видно, — возмутился Баки-Хаджи.

— Это их не интересует, — парировал Косум.

— Как не интересут? — вскричал мулла.

— Вот так… Что ты на меня орешь? Как будто я этого требую.

— А что говорит Хасанов?

— А что Хасанов. Он нормальный мужчина, но от него ничего не зависит. Он, как и я, — никто.

Наступила тягучая пауза. Все опустили головы.

— Может быть, на равнине побесятся, а нас пронесет, — тихо, с надеждой сказал Баки-Хаджи.

— Вряд ли… Говорят в России голод. С Украины пришло много людей в Грозный, говорят, там тоже есть нечего… В Грозном тиф и холера… Армию кормить нечем… Творится ужасное… Не пройти, не проехать, кругом посты. Теперь без специальной справки ревкома даже в Шали поехать опасно, а в город и говорить нечего… И самое главное — твою школу на дому надо срочно закрыть.

— При чем тут моя школа? — вздохнул старик.

— При том… О тебе даже на совещании в Грозном говорили. Как о религиозном наставнике и распространителе антисоветской агитации.

— А ты не мог доказать обратное? — возмутился старший брат.

— Успокойся, — зулыбался Косум, — я там никто. Кто мне там слово даст?.. Я боялся, как бы меня там же не арестовали. Нескольких председателей ревкомов прямо в зале заседания арестовали, и никто пикнуть не смел, даже после публично одобрили содеянное. Ты знал ревкома Ведено Халидова?

Старик молча кивнул головой.

— Так его тоже арестовали, хотя и председатель ревкома. — Вот и дела, — вздохнул Рамзан.

На улице резко подул ветер, просочился сквозь хилое окно, заколыхало красное пламя в керосиновой лампе. Сумрачные тени поползли по лицам Арачаевых.

— А откуда они узнали, что я веду занятия? — шепотом спросил Баки-Хаджи.

— Как откуда, а для чего Тутушевы и Абаевы?

— Что, стучат?

— Разумеется… Почему ты думаешь, они такие важные и уверенные ходят — за ними Советская власть, — махнув рукой, вскричал Косум.

— Да, отъелась при красных эта безродная голытьба, а это отрабатывать надо, — качая головой, печально сказал Баки-Хаджи.

Через несколько дней после этого разговора, по разнарядке Шалинского ревкома, из Дуц-Хоте в далекую казацкую станицу Дубовская выехало двадцать подвод, груженных отборным буковым и дубовым лесом.

На своих телегах ехали Рамзан и Цанка Арачаевы, а также Харон Тутушев и его сын милиционер Салман как сопровождающий от органов власти. Только у Салмана была служебная винтовка, остальные ехали без оружия, даже ножи попрятали глубоко под дровами.

Лишенные, как и все жители, права торговли, обмена и свободного перемещения, казаки остро нуждались в лесе. Встретили дцухотовцев с радостью и восторгом. Сутки пили самогонку, братались, целовались, перед отъездом отвезли казаки чеченцев в пустыню на бахчу, сказали, чтобы забирали арбузов и дынь сколько угодно, дали еще несколько бутылей самогону впридачу.

Остались в чистом поле чеченцы одни, напились, пошли в разнос: пели песни, танцевали, разбивали сапогами арбузы и дыни, ели только сердцевину.

Кто-то специально или случайно вспомнил, как Харон вывалял в грязи Баки-Хаджи. Этой искорки хватило, чтобы Арачаевы сцепились с Тутушевыми. Драка два на два была недолгой, жестокой и кровопролитной. Цанка действовал только одной рукой, травмированная еще побаливала. Здоровенный Рамзан с первого же удара свалил наповал старого Харона. Затем Цанка и он вырубили милиционера Салмана, долго пинали его ногами, уже лежащего.

После пьянка продолжилась с новым размахом. В это время пришедший в себя Салман взялся за винтовку. Это вовремя заметили, оружие отняли. Тогда Рамзан отвел милиционера в сторону и стал избивать снова. Наверное, забил бы насмерть, только односельчане оттащили его в сторону.

Пьянка продолжалась. Пришедшие в себя Тутушевы, побросав все, бежали в станицу, стали жаловаться казакам, просили помощи у местного ревкома. Казаки в душе радовались, что чеченцы передрались между собой, и радовались вдвойне, что побили милиционера.

А оставшиеся на бахче гуляли до утра. От изрядно выпитого спиртного и съеденных арбузов часто мочились, в пьяном сумасбродстве делали это прямо на бахчевые.

Поутру несколько подвод с хмельными горцами уехали пустыми, дома в оправдание они говорили, что арбузы и дыни были невкусными, никто бы их есть не стал, да к тому же от них один понос. А оставшиеся ходили по бахче и говорили:

— Вот на этот арбуз никто не мочился…

— На этот тоже…

— Вот этот тоже сухой.

— А на этот большой арбуз лично я мочился — а моя моча, как слеза младенца.

* * *

В тот год не выполнили жители Дцу-Хоте план по сдаче сельхозпродукции государству. Не хотели люди расставаться с кровным, тем более что задание было нереально завышено. Всю зиму вызывали председателя ревкома Хасанова в Шали, Грозный, ругали, требовали выполнения задания, грозили арестовать. Однако ничего не помогало, жители сдали, сколько могли, зерна, оставили себе только на перезимовку и весенний посев.