Прошито насквозь. Рим. 1990

— Нет ничего важнее тебя, любимая. Нет ничего важнее и опаснее. Но ведь опасность и любовь всегда идут рука об руку, верно? И потому меня так влечет к тебе. Каждый раз, обещая себе, что оставлю тебя, и не буду портить твою жизнь, я возвращаюсь, не в силах противостоять этому горячему желанию — быть с тобой. И возможно, я действительно стану причиной твоих страданий, но теперь я готов предоставить этот выбор тебе. Захочешь ли ты рискнуть вместе со мной? Я хотел бы огородить тебя от этого, но сейчас понимаю, что даже любя тебя так сильно, не могу принять решение за тебя. Ведь настоящая любовь выражается в готовности дать человеку свободу. Позволить ему делать то, чего он хочет или что считает правильным. И если человек хочет совершить ошибку — это его право. Главное не говорить ему: «Я же тебя предупреждал». Главное сказать: «Я буду с тобой несмотря ни на что».

Повисла тишина, и Ева даже слышала его дыхание.

— Не понравилось? — устав ждать, осведомился он.

— Подожди, дай мне время осмыслить, — ответила она. — Откуда это? Из какой книги?

— Тогда идем дальше. Слушай еще. Готова?

— Да.

— Я боюсь тебя. Мой страх силен и неподвластен мне. Поэтому в твоем присутствии я совершаю странные поступки — не могу себя контролировать. Я хотел бы быть таким, как остальные — уверенным в себе, галантным джентльменом. Но когда я вижу тебя, неминуемо превращаюсь в неловкого мальчишку, который роняет вещи и спотыкается на каждом шагу.

Опять воцарилось молчание.

— Понравилось?

— Откуда это?

— Ответь, понравилось или нет.

— Нет. Первое было лучше.

— У меня есть еще. Послушаешь?

— Да, пожалуй.

Он откашлялся и зашуршал бумагой. Когда люди переворачивают страницы звук совсем иной, и Ева поняла, что он не читал ей выдержки из книг — это было что-то другое.

— Оставить тебя? Вероятно, ты лишилась ума, раз предлагаешь мне такое. Я никогда тебя не оставлю, даже если твоя дорога приведет нас к смерти. Потому что принять смерть вместе с тобой — высшее блаженство, на которое я могу рассчитывать. Как видишь, я такой же сумасшедший, как и ты. Но разве это не говорит о том, что мы подходим друг другу идеально? Разве это не является самым ярким свидетельством того, что мы суждены друг другу от рождения? Мы в одинаковой стадии помешательства, два безумца, ополчившихся против целого мира и готовых бросить или принять вызов тысяч противников сразу. Где же я найду другую женщину, столь же безрассудную и дикую, столь же опьяняюще свободную и безгранично мудрую? Не предлагай мне оставить тебя, ведь даже если ты скажешь, что не хочешь меня видеть, я скроюсь с глаз твоих, но не потеряю тебя из виду. Я буду держаться позади, и повторять каждое твое движение, я исчезну и растворюсь в воздухе, но никогда не оставлю тебя.

— Ого.

— Понравилось?

— Нет. Первое было лучше.

— Ага, значит, первое?

— Откуда ты все это берешь?

Он немного помолчал, а потом признался:

— Я сам это написал.

— Давно?

— Нет, только что.

Если бы его голос не был таким серьезным, она бы подумала, что он над ней издевается.

— Так вот чем ты занимался все это время?

«Все это время, что я ждала твоего повторного звонка».

— А ты ждала меня?

Ева даже отодвинулась от телефона и посмотрела на ровные ряды кнопочек. Как ему удается так хорошо понимать ее?

— Да, ждала. Я не хотела посылать тебя, просто твои слова были действительно обидными.

— Прости, я тоже так подумал. Только немного позже. А потом сел писать вот эти отрывки.

— И часто ты так развлекаешься?

— Нет, не часто. Сегодня в первый раз.

— Неплохо получается у тебя.

— Спасибо.

Ева повернулась набок и положила свободную руку под голову.

— Приезжай ко мне. Я продиктую тебе адрес.

— Что, так просто?

— Сама удивляюсь.

— Грех упускать такую возможность. Диктуй. И кстати, как твоя голова? Аспирин больше не нужен?

Ева улыбнулась трубке, назвала адрес и дала отбой. Больше ничего делать не хотелось.

Лежать целый день в постели — не самая удачная идея. Лежебоки обычно так и остаются лежебоками. Ева не относила себя к этой категории, потому что при всей своей необщительности была страшной непоседой. Ей было сложно устоять на одном месте — она все время металась по квартире или по студии и занималась чем-нибудь «полезным». Протирала пыль, осматривала объективы, составляла мысленные композиции с участием прохожих, изучала старые фотографии и обложки. Она всегда думала о том, что тратить время впустую — настоящее преступление. Разговоры, сплетни и болтовня относились к разряду пустоты и бессмысленности, но с Адамом получалось только болтать. И это было единственное исключение, когда она тратила время на то, что заведомо не приносило практической пользы.

Дни стелились внахлест — у нее было много работы, и она не всегда успевала запомнить события прошедшего дня. Так всегда на старте нового сезона. Новые обложки, новые заказы, новые коллекции. Все это нужно фотографировать и увековечивать. Увековечивать на один сезон. Кто сейчас смотрит обложки, снятые в середине восьмидесятых? Да никто. А столько суеты вокруг временных явлений.