Кажется, мы выглядели довольно глупо, расспрашивая о 231-м КАП в штабе фронта, потому что тут же были остановлены.
— Кто вы? — подозрительно оглядев нас, спросил капитан-пограничник. — Что значит КАП и зачем вам штаб фронта?
— Корпусной артиллерийский полк.
— Мы заметили вас... — продолжал пограничник, листая документы. — Где ваша часть? Лейтенанты не знают... пришли в штаб фронта, чтобы навести справки. Этим, видимо, и объясняются наши дела... вы задержаны.
Не было никакого желания вдаваться в объяснения.
— Будем трогать, — сказал Васильев. Пограничники выкрикивали угрозы, стучали затворами винтовок. Мы прошли десяток шагов.
— Воздух!
Пост пограничников находился в средней части села Городище. В хатах стекла выбиты, голые стропила, вокруг пепел, солома. Под стеной приткнулась наспех замаскированная машина ГАЗ-2А. Соседние хаты, как и на противоположной стороне улицы, хранили следы бомбежки. Дальше, на южной окраине села, в саду за строениями, дымили обгоревшие машины.
Вдоль забора оборудованы щели. Под деревом с картой в руках сидел в обществе трех генералов командующий войсками фронта генерал-полковник Кирпонос. Я узнал по знакам различия на кителе со звездой Героя Советского Союза. Генерал-полковник Кирпонос имел репутацию талантливого и мужественного военачальника. Его знали все в войсках Юго-Западного фронта.
19 сентября, за день до своей героической гибели, генерал Кирпонос выглядел здоровым, но усталым и подавленным. На висках серебрилась седина.
Начался налет. Бомбардировке подвергалась дорога и дворы по обе стороны. «Юнкерсы» выходили из пике низко над садом.
Командующий и генералы не прекратили беседы. Один из генералов следил, не отрываясь, за самолетами. Когда «юнкерсы» начали обстреливать деревню, пришел еще один генерал. Обращаясь к командующему, он указал на ветки, срезанные пулеметной очередью, и пригласил занять укрытие. Генерал Кирпонос не спеша направился к щели.
— Эй, пограничник!.. — звал Васильев. — Забыл? Этот пройдет, — «юнкерс» делал разворот, — и мы будем двигать... до свидания... наши здесь!
Самолет летел, стуча пулеметами, над рекой снова взмыл вверх.
— Товарищи лейтенанты! — звал пограничник.
Васильев угадал: пограничник укрылся в окопе.
— В саду майор артиллерии... переждите... когда улетят.
— ...Мы преодолели опасность... пострашней бомбежки, — вежливо заметил Васильев, — если вы не возражаете, мы пойдем...
В саду под деревьями ровики разного профиля, наскоро отрытые углубления. Все заняты большей частью старшими командирами-артиллеристами. Десятки людей укрываются под забором, во дворе.
Майор подтвердил: да, он сотрудник штаба артиллерии фронта.
— Давайте, командиры, в ровик, потеснимся, бомбежка протянется еще десять-пятнадцать минут, — говорил майор, — двести тридцать первый? — он задумался. — Нет, не слышал, впрочем, ищите, в Городище много артиллеристов.
— Товарищ майор, разрешите задать вопрос... как обстановка? — обращение Васильева, кажется, смутило майора. Он подождал, пока затих вой «юнкерса».
— На речке Многе мост разрушен... на той стороне немцы.
Как дальше, что намерены делать люди?
— Командующий войсками фронта, по-видимому, примет решение.
Васильев выбрался из ровика, спросил разрешения уйти.
— ...если не найдете, присоединяйтесь к подразделениям другой части, — напутствовал майор.
19 сентября, от 16.00 до 18.00
В саду, опекаемом охраной штаба фронта, деревья густо увешаны плодами. Мы предпочли сливы. Миновали двор, опять попали в сад. Сидит младший лейтенант Зайцев, прислонился спиной к дереву, вскочил и, пожимая руки, звал в окоп, на бруствере которого лежали полуавтоматическая винтовка и вещмешок.
— Моя позиция, — втаптывая гильзы, объяснил Зайцев.