Прошу, найди маму

Причина, по которой деревенский мальчик захотел стать прокурором, – желание вернуть мать, которая, разочаровавшись в отце, ушла из дома. У женщины, которую привёл отец, была белая кожа, и от неё пахло пудрой. Когда женщина через ворота вошла в дом, мать ушла через заднюю дверь. Чтобы завоевать расположение обиженного мальчишки, она каждый день, собирая ему еду в школу, на рис клала яичницу. Выйдя из дома с едой, аккуратно сложенной в маленькие керамические плошки, он оставлял всё на крышке одного из глиняных горшков на заднем дворе. Младшие дети, стараясь, чтобы он не заметил, потихоньку забирали еду, приготовленную той женщиной, себе. По дороге в школу старший брат собрал всех младших детей перед кладбищем. Он выкопал яму и велел зарыть еду в землю. Младший брат, не послушавшись, схватил все баночки и начал убегать. Хёнчхоль догнал его и поколотил. А сестра всё закопала в яму, как сказал брат. Он думал, что после этого женщина не сможет давать ему еду в школу. Но женщина съездила в посёлок и купила новую коробочку для еды. Причём не обычную жёлтую жестянку, а банку-термос, в которой рис не остывает. Каким-то образом узнав, что сын не берёт в школу еду, которую готовит ему женщина, и голодает, ушедшая из дома мать наведалась к нему в школу. Это было примерно на десятый день после того, как женщина появилась в их доме.

– Мама.

Из его глаз вдруг хлынули слёзы, а мама повела его к горе за школой. Она закатала его штаны, чтобы оголились икры. Достав из-под одежды розгу, она начала стегать его по икрам.

– Ты почему не ешь?! Ты думал, что я буду рада, если не будешь есть?

Мать била его безжалостно. Ему и без того было обидно, что младшие братья и сёстры не слушаются, а тут ещё и от матери влетело. Он никак не мог этого понять, и обида становилась ещё сильнее. И ещё он не мог понять, почему мама так злилась.

– Так ты будешь брать с собой еду или нет?!

– Не буду брать!

– Ах, ты всё равно?

Мать стала бить ещё сильнее. Он ни разу не пожаловался, что ему больно, пока мать не обессилела. Он не только не пытался убежать, а даже не изменил позы, только стоял, плотно сжав губы, получая удары розгами.

– А так?

Следы от побоев широко расплылись, и на его икрах начали появляться кровавые раны.

– Всё равно! – крикнул он в ответ.

В конце концов мать сдалась и выбросила розгу. «Эх ты! Хёнчхоль, Хёнчхоль!» – она обняла его и разрыдалась. Успокоившись сама, она стала успокаивать сына. Она сказала, что кто бы еду ни приготовил, надо есть: «Ты должен хорошо питаться, тогда мне будет не так грустно». Грусть… В тот момент он впервые услышал от мамы слово «грустно». Он никак не мог понять, почему маме будет менее грустно, если он будет хорошо питаться. Ему казалось, что ей, наоборот, будет плохо, если он будет есть то, что готовит та женщина, потому что именно из-за неё мать ушла из дома, но, оказывается, всё было наоборот. Неужели ей будет менее грустно, если он будет есть, даже если эта еда приготовлена той женщиной… Он не мог этого понять, но не хотел делать матери больно, поэтому отрывисто сказал: «Ладно, буду есть!» – «То-то же», – в её полных слёз глазах промелькнула улыбка.

– Тогда пообещай, что вернёшься домой!

Он хотел взять с матери слово. Её глаза дрогнули.

– Я не хочу возвращаться домой.

– Почему, почему?

– Не хочу больше видеть твоего отца.

Из его глаз опять хлынули слёзы. Было похоже, что она действительно не намерена возвращаться. Наверное, поэтому она и сказала, что надо есть, кто бы ни приготовил. Ему вдруг стало ужасно страшно, что мать никогда не вернётся домой.

– Мама, я буду всё делать. Я буду работать на плантации, на поле, и двор я буду подметать, и воду я буду носить, и рис буду молотить, и топку всегда я буду топить. Я буду мышей отлавливать, и кур тоже буду ловить для поминок. Ты только вернись!

Перед поминками или праздниками мать упрашивала всех мужчин семьи, начиная с отца, поймать курицу. Она могла целый день на поле в горах поднимать стебли сои, которые прибил к земле ливень в сезон дождей, тащить домой пьяного отца, практически волоча его на собственной спине, могла палкой лупить выбежавшую из свинарника свинью, загоняя её назад. Она не могла делать лишь одного – резать живых кур. Когда сын приносил пойманного в канаве карася, мать не разрешала трогать его, если он был живым. В школе иногда объявляли «день ловли мышей» и заставляли приносить отрезанный мышиный хвост как доказательство того, что действительно поймали мышь. В других семьях матери ловили мышей, обрубали хвост и заворачивали в бумагу, но у Хёнчхоля мать, только услышав об этом, охала и вся съёживалась. Она была крепкого телосложения, но когда видела в кладовой мышь, выбегала оттуда с криком: «Караул!» Уж тем более ловить мышей ей было не под силу. «Да уж!» – осуждающе говорила тётя, глядя на раскрасневшуюся мать, когда та в панике выбегала из кладовой. Даже когда Хёнчхоль сказал, что будет ловить мышей и резать кур, мать всё равно не соглашалась вернуться домой.

– Я стану выдающимся человеком.

– Например?

– Прокурором.

Глаза матери заблестели.