Может, тогда не надо было так говорить? Повернув голову, он посмотрел на сестру. На следующий день она действительно отправилась к матери, сказав, что ей так велел брат. Даже все свои вещи собрала. Мать привезла сестру обратно. Она заставила её встать на колени и просить у брата прощения. Сестра крепко сжала губы.
– Я же сказала, проси прощения! – повторила мать, но сестра даже не шевельнулась.
На вид сестра казалась мягкой, но, если начинала упрямиться, сломить это упрямство не удавалось никому. Кажется, это было в средней школе. Однажды Хёнчхоль заставил сестру помыть его кроссовки, хотя она говорила, что не хочет. Обычно она послушно начисто вымывала его кроссовки. Но в тот день она попыхтела, показывая, что злится, а потом пошла с новыми кроссовками к канаве и спустила их по воде. Он помнит, как в тот день бежал по течению до самого конца канавы, выискивая свои кроссовки. Сейчас, когда прошло столько времени, это стало приятным воспоминанием, которое может быть только у брата с сестрой, но тогда, с трудом достав только один кроссовок, причём уже сине-зелёный от грязи и слизи, он тоже разозлился и сразу же рассказал обо всём матери. Мать ругалась: «Где ты этой дури набралась?», но Чихон так и не признала свою вину. Наоборот, она сердилась на мать. «Я говорила, что не буду! Я же ему сказала, что не хочу! Я не собираюсь делать то, чего не хочу!»
– Проси прощения, сказала! Я же говорила, что старший брат тебе вместо родителей. Брат отругал, а ты собрала вещи и уехала? Если сейчас же не исправить эту твою дурную привычку, она останется на всю жизнь. А когда замуж выйдешь, если что-то не понравится, ты тоже соберёшь вещи и уедешь?
Чем дольше мать заставляла сестру просить прощения, тем глубже её руки опускались в карманы. В конце концов, дала слабину мать, а не сестра. Она заплакала от обиды: «Теперь даже дочь меня не хочет слушать. Ей наплевать на мать, потому что она тёмная, безграмотная». Только когда незаметно начавшиеся всхлипывания перешли в обильные слёзы, сестра заговорила: «Это не так, мама!» Чтобы успокоить рыдающую мать, сестра сказала: «Ну ладно, попрошу прощения, попрошу», – и только тогда достала руки из карманов и попросила прощения. После этого сестра во время сна держала руки в карманах. И как только брат хоть немного повышал голос, она тоже быстро засовывала руки в карманы.
Но теперь, после исчезновения матери, та самая младшая сестра поникшим голосом сразу признавала вину, как только кто-то делал ей замечание: «Я была не права», «Не надо было так делать».
– Знаешь, кто дома моет окна?
– О чём ты?
– Всегда, когда я звонила в эти дни домой, мама мыла окна.
– Окна?
– Если я спрашивала, зачем она мучается, она говорила: ведь приедут дети – разве можно, чтобы у меня были грязные окна?
Ему вдруг представились многочисленные окна в их деревенском доме. Несколько лет назад, когда перестраивали дом, в гостиной и во всех остальных комнатах вместо традиционных деревянных поставили стеклянные.
– Я ей постоянно говорила: найми человека, который это сделает вместо тебя. А она: «Да кто согласится ехать в деревню окна мыть?..»
Чихон глубоко вздохнула, протянула руку к окну такси и потёрла стекло. Как раз примерно в эти дни мать обычно и наводила чистоту.
– Когда мы были маленькими, она не окна мыла, а все створки доставала… Ты помнишь это?
– Помню.
– Точно?
– Говорю же, помню!
– Неправда!
– Почему ты думаешь, что это неправда? Я помню. Мы же ещё приклеивали туда кленовые листья. Хоть потом тётя ворчала.
– И вправду помнишь. А ты помнишь, как мы ходили собирать эти листья к тётиному дому?
– Помню.
Когда они ещё жили в старом доме, незадолго до Праздника урожая мать выбирала солнечный день и снимала все створки, что были в доме. Она протирала их, обливала водой, сушила на солнце, после чего разводила клей и наклеивала на них новую бумагу. В доме было много створок, поэтому, глядя, как мать выставляла их длинной чередой, прислонив к забору, все сразу вспоминали, что приближается праздник.
Он кашлянул, будто хотел прочистить горло.