В семье было достаточно мужчин, но почему же никто не помогал матери, когда она оклеивала створки? Даже Чихон только баловалась, болтая пальцем в ведре с разведённым клеем. Мать в одиночку широкими мазками промазывала бумагу, будто рисовала тушью куст орхидеи, и энергично разглаживала её, положив на вымытую створку. Она всё делала бодро и легко. Даже теперь, когда он стал гораздо старше, чем мама была тогда, он не решился бы взяться за эту работу, а мать делала это в одно мгновение, как будто это была какая-то совершенно простая повседневная работа. Когда мать в одиночку оклеивала створки, в какой-то момент её романтическая натура давала о себе знать. Держа кисточку в руках, мать говорила Чихон, которая играла с клеем в ведре, или Хёнчхолю, если он спрашивал, не надо ли помочь: «Лучше принесите кленовых листьев». В их доме было много разных деревьев – хурма, слива, цедрела, жожоба – но мать просила принести именно кленовые листья, которых не было во дворе. Один раз в поисках кленовых листьев дети вышли за ворота, прошли переулок, канаву, дошли до шоссе и оказались рядом с тётиным домом. Когда Хёнчхоль срывал кленовые листья, тётя спросила: «Зачем они тебе? Это мать тебя попросила? Вот уж романтик!.. Зимой смотришь на эти листья, и ещё холоднее становится. Просила больше не клеить, а она опять за своё!»
Когда он приносил полные охапки кленовых листьев, мать выбирала самые ровные и красивые, распрямляла и приклеивала, развернув в разные стороны, по две штуки на каждую из многочисленных створок рядом с ручками, после чего сверху наклеивала ещё один слой бумаги. Это было то место, которого всё время касаются руками, открывая и закрывая двери, поэтому сюда наклеивался дополнительный слой бумаги. А на створки дверей комнаты Хёнчхоля мать приклеивала на три листа больше – по пять штук в форме цветка, она выпрямляла листья, наклеивала, осторожно прижимала руками, спрашивая: «Нравится?» Каждый лист был похож на ладошку ребёнка. Что бы тётя ни говорила, это было красиво. Когда он говорил матери: «Как здорово», – она расплывалась в улыбке. Летом двери часто открывали и закрывали, отчего дверная бумага местами изнашивалась и рвалась. Мать не могла позволить себе встречать праздник с такими дверьми, поэтому для неё процесс оклейки дверей был ритуалом, с которым она встречала осень. Возможно, она это делала ещё и для того, чтобы никто не простудился от холодного осеннего ветра, который задувал в дом. Это было самой большой романтикой, которую в те времена она могла себе позволить.
Сам того не осознавая, Хёнчхоль, как и сестра, засунул руки в карманы костюма. Те кленовые листья, приклеенные рядом с дверными ручками, оставались на своём месте, даже когда проходил праздник, наступала зима и выпадал снег и даже когда снова приходила весна и на клёнах появлялись новые листья.
Исчезновение матери вернуло все воспоминания, которые, казалось, были уже давно забыты. В том числе и о тех листьях на дверях.
Район Йокчхон тоже был уже не тем, что раньше. Когда впервые после переезда в столицу у Хёнчхоля появился дом, зарегистрированный на его имя, это был район в основном частной застройки, а сейчас тут стояли высокие многоквартирные дома, расположились торговые комплексы с магазинами одежды. В тщетных поисках рынка Собу, который в те времена располагался в самом центре района, они с сестрой два раза обошли комплекс высоток. В результате им пришлось спросить дорогу у проходившей мимо школьницы. Девочка показала направление на рынок, который оказался в противоположной стороне от того места, где они его искали. Там, где была телефонная будка, мимо которой он проходил каждый день, теперь стоял супермаркет. Не было уже и магазина вязания, где его жена брала уроки, чтобы связать свитер для дочери, когда та родилась.
– Вот он, наверное.
Рынок Собу, который в его памяти был расположен у широкой дороги, теперь затерялся среди новых дорог, и даже вывески практически не было видно.
– Он сказал, надо искать напротив входа на рынок Собу.
Сестра побежала вперёд в сторону рынка, потом повернулась к брату и осмотрела торговые точки.
– Вон там!
Посмотрев в сторону, куда показывала сестра, среди ресторанчиков и интернет-кафе он увидел вывеску «Аптека Собу». Когда они зашли в неё, на них посмотрел аптекарь лет пятидесяти пяти, в очках. «Это вы звонили по объявлению?» – спросила Чихон. Аптекарь снял очки.
– Да, но как же так получилось, что она потерялась?
Это был самый неприятный вопрос из тех, что они слышали после исчезновения матери. Они ведь приходили не для того, чтобы рассказать подробности, а в надежде найти, но каждый раз люди спрашивали: «Как же так могло случиться?» В этом вопросе были слышны любопытство и укор. Сначала они начинали подробно рассказывать – про Сеульский вокзал, про метро, но теперь они уже просто отвечали: «Так получилось», – и замолкали с угрюмым выражением лица. Так можно было уйти от ответа на этот вопрос.
– У неё болезнь Альцгеймера?
Сестра не ответила, а Хёнчхоль сказал, что нет.