Прошу, найди маму

«Дедушка!» – две девочки, войдя в калитку, весело подбежали к тебе. Это были дети Тхэсопа, который жил в доме рядом с канавой. Они вскоре отошли от тебя и начали осматривать дом изнутри. Похоже, они искали твою жену. У Тхэсопа, который, как он рассказывал, держал китайский ресторан в Тэчжоне, видимо, плохо пошли дела, и он оставил дочерей старой матери, которая даже себя одну еле могла прокормить, – и с тех пор не появлялся. Твоя жена, глядя на этих детей, каждый раз осуждающе щёлкала языком, мол, ладно, Тхэсоп так поступил, но жена его о чём думает? Жители деревни говорили, что жена Тхэсопа сошлась с шеф-поваром его ресторана и ушла из дома. Девочек кормила не их бабушка, а твоя жена. Однажды она увидела их голодными, привела домой и накормила завтраком, а на следующий день утром они уже сами пришли к ней, не успев даже протереть глаза после сна. После того, как она однажды положила на стол ещё две ложки и усадила их за общий стол, они стали приходить к каждому приёму пищи. Как-то они пришли, и, увидев, что обед ещё не готов, как ни в чём не бывало улеглись на полу комнаты и начали играть, а когда стол был накрыт, живо уселись обедать. Девочки ели так, что за ушами трещало. Если ты недоумевал, жена начинала их защищать, как будто это были её тайные внуки: «Это они от голода. Сейчас же уже не те времена, когда самим было сложно пропитаться… Дети приходят – и нам хорошо, хоть не так тихо в доме». С тех пор, как дети стали приходить поесть, жена начала выставлять на стол салат из только что выпаренных кабачков, в гриле под плитой с раннего утра запекала скумбрию. Фрукты или торт, которые привозили дети, жена тщательно хранила, чтобы не испортились, а когда около четырёх часов дети заходили в калитку и просовывали свои головы, она иногда звала их на полдник. После того, как она пару раз их позвала, они стали каждый день ждать ещё и полдника. Тогда и жена стала принимать это как должное. Уже тогда с ней начали случаться неприятности. Однажды её привёл домой Бёнсик из магазина бумаг, когда она, не успев сесть в автобус до посёлка, так и осталась сидеть на остановке. А однажды Окчхоль, который заметил её сидевшей на рисовой плантации за железной дорогой, хотя она ушла собирать молодую редьку на огороде. Она говорила, что не могла вспомнить, в какой автобус ей надо сесть, чтобы добраться до дома, не помнила, зачем пришла на плантацию, поэтому так и осталась сидеть. Но непонятно, как она в таком состоянии всегда помнила о том, что должна накормить детей. Интересно, как девочки питались всё это время? Пока ты был в Сеуле, ты даже не вспоминал о них.

– Дедушка, а где бабушка? – спросила старшая девочка после того, как они сходили к колодцу, к амбару, на задний двор, заглянули во все двери. Младшая подошла к тебе ещё ближе, ожидая ответа. Об этом ты и сам хотел спросить. Действительно, где же жена? На этом ли она свете? Ты велел детям подождать, зачерпнул риса из горшка, промыл и поставил в рисоварку. Дети не ждали, а ходили по дому и открывали двери в комнаты. Наверное, им казалось, что из какой-то комнаты должна выйти жена. Ты никогда не варил риса и не знал, сколько воды нужно наливать, поэтому какое-то время простоял в раздумье, потом добавил ещё полплошки воды и нажал на кнопку.

Сколько же минут тебе потребовалось в тот день, чтобы, стоя в вагоне метро, который отъехал от станции «Сеульский вокзал», осознать, что случилось? Сколько времени прошло, пока ты понял, что поезд тронулся, а жена не села в него? Ты был уверен, что жена вошла вслед за тобой. Когда поезд после остановки на станции «Намьён» снова начал движение, ты будто почувствовал какой-то удар в голову. Ты ещё не успел осознать причину этого удара, но подсознательно твой мозг уже захлестнуло отчаяние, что ты совершил роковую ошибку. В тот момент твоё сердце забилось так громко, что ты даже мог слышать его звук. Ты боялся обернуться назад. В момент, когда, оставив жену на станции «Сеульский вокзал», ты оказался в вагоне один и отъехал от станции, в момент, когда ты обернулся, толкнув стоящего рядом пассажира в плечо, ты осознал, какую ужасную ошибку ты совершил. Тебе потребовалось меньше минуты, чтобы осознать, что ты перечеркнул всю свою оставшуюся жизнь, наказал сам себя за извечную привычку быстро ходить все пятьдесят лет после женитьбы на семнадцатилетней девушке, в молодости – быстрее молодой жены, в старости – быстрее старой. Может быть, всего этого и не случилось бы, если бы ты обернулся, как только сел в поезд. Ты вспомнил, о чём жена многие годы постоянно просила тебя… Всегда, когда вы ходили куда-нибудь вместе, жене приходилось догонять тебя, отчего на её лбу выступал пот. Спеша за тобой, она недовольно ворчала: «Почему нельзя идти помедленнее», «Неужели нельзя идти вместе…», «Да куда ты спешишь-то?» Если после этого ты останавливался, она будто смущалась и говорила: «Я медленно иду, да?»