Проснулся утром...

Пришла пора одному дятлу помирать. Так ему показалось. Напу­гался он сперва, а потом лег и стал размышлять. Вот есть он, очень любимый собой и такой хороший дятел, а вот – остальной мир. И они между собой крепко связаны. И вдруг дятла не станет. И нару­шится равновесие мира (это все он в одной книжке вычитал). И мно­гое изменится и, наверняка ведь, в худшую сторону. Мир многое по­теряет и осиротеет... А еще и рухнет, не дай Бог. Если из дома вынуть важный кирпичик, тот ведь развалиться может. А он, дятел, – кир­пичик важный, значительный... И так ему жалко стало и себя, и мир, что плакать захотелось.

Это дятел был в сентиментальном настроении.

В следующий раз, когда наш дятел помирать собрался, он вдруг подумал: а ведь ничего не произойдет. Ну, предадут его земле, ну, со­берутся на поминки, сначала речи печальные будут произносить, потом напьются, начнут шумно о жизни разговаривать, друг друга перекрикивать, а еще и песен запоют, а, может, и попляшут. Поно­сят постные лица, а через девять дней, ну, через сорок, уж точно, и позабудут о нем. Жизнь-то продолжится... И лишь изредка некото­рые будут недоумевать почти по Горькому: а был ли дятел?.. И так ему обидно стало, но уже лишь за себя.

Дятел в тот раз пребывал в эгоистичном настроении.

А вот когда им владел оптимизм, а душа его опять отлетать вознамерилась, дятел вспомнил, что англичане говорят не «поме­реть», но «приобщиться к большинству». И понравилась ему эта мысль, и перестал он ножками сучить и землю когтиками карябать. Вспомнил он хороших людей, которые уже приобщились, друзей своих и родных, и стало ему легче. А вдруг и впрямь свидеться судьба? Там...

– А хотелось бы знать, – все глубже и глубже рассуждал дятел, – пиво там подают? А девушки как там себя ведут? Понимают ли они по-прежнему, что без настоящих дятлов их жизнь скудна и непразд­нична?..

И так каждый раз, как соберется наш дятел помирать, так рас­суждает по-разному, потому что палитра его настроений очень мно­гообразна. Было даже такое, когда он, лежа на одре, вдруг громко зая­вил: да и хрен со мной! В тот момент им владел искренний неподдельный пофигизм.