Викентию показалось, что прошла целая вечность и еще ее половинка, пока они поднялись на поверхность. «Они» — разумеется, Элпфис, сам Викентий и поручик Кирилл Шапкуненко. Неожиданно для всех за этой компанией увязался и эльф, хотя его предупреждали, что на поверхности он в своем плаще, лосинах-мокасинах, да еще и с арфой только народ будет пугать. Но Логовайтис уперся, и пришлось ему уступить.
К выходу шли какими-то окольными дорогами, перелезали через завалы старых шпал (Викентий порадовался, что снова одет по-человечески; в смокинге он бы по таким дебрям много не полазил), аккуратно просачивались меж толстенных кабелей непонятного назначения, распугивали светом крошечных фонариков-карандашей всякую мелкую нежить, обосновавшуюся в этой запредельной глуши. Нежить была страшненькая, скандальная, но безобидная, дорогу уступала, платы за проход не требовала, понтов не кидала.
Откуда-то сквозило холодным и сырым ветром.
— Это не с поверхности, — шепотом поясняла Элпфис- Это с самых нижних уровней.
— А кто там живет?
— Там не живут, — кратко ответила Элпфис, и Викентий понимал, что от дальнейших вопросов следует воздержаться — себе дороже, психике спокойнее.
Вел всех, конечно, Кирилл. Он хотел было для пущей важности принять волчье обличье, но командир строго-настрого приказал поручику не обращаться. И в самом деле, выйдут они на дневную поверхность матушки-Москвы — и нате вам: волк, натуральный, без ошейника и ветеринарного паспорта. Сразу полная засветка всей компании! А следовало появиться незаметно, раствориться-рассосаться в стохастическом движении толпы и выполнить кое-какие задачи, о которых речь будет в свое время.
— Осторожнее, тут яма! — предупредил Кирилл. — Идите за мной, держитесь правой стороны.
Яма и впрямь была обширна и премерзостна. Любопытный Викентий (когда еще судьба приведет в подобную клоаку?) не преминул туда глянуть и едва от страха не обделался: сидели в яме, по пояс в какой-то поганой жиже, истлевшие умертвия в спецовках и сигнальных жилетах рабочих метрополитена. Умертвия пускали по кругу гнусного вида бутыль, звали и Викентия присоединиться к компании, но тут Элпфис прицыкнула на бывших путейцев, эльф арфой погрозился, и в целом яму миновали благополучно.
А там дорога пошла поприличней — с уклоном вверх, сухая, песчаная; дорогу сменил коридор, весь в щербатой кафельной плитке, но зато с действующими лампами дневного света. И шум появился, как от толп людей, потоков машин, текущих где-то неподалеку. Наконец и коридор кончился: за лепной аркой в черноте угадывались двери.
— Вот и все, — сказал Кирилл. — Считай, пришли. Что день грядущий нам готовит?…
— Что готовит, то и схаваем, — невежливо ответила начинающему пииту Элпфис- Вперед, стихотворец, только не топай…
— Сама не топай!
— Ч-ш-ш!
Они потихоньку выбрались, как оказалось, из старого, неприглядного и неприметного гаража на каких-то задворках. Был день. Хмурый, прохладный, с мелким дождичком, но для Викентия, столько времени пробывшего под землей, это был просто праздник Солнца. Он даже зажмурился на минуту, постоял, ожидая, пока голова перестанет кружиться, сжимал ладошку Элпфис.
— Нам тут стоять долго нельзя, — рассудил эльф. — Заметят. Донесут.
— Дело говоришь, ушастый, — одобрил Кирилл.
Викентий открыл глаза, осмотрелся.