— Что? — напрягся Логовайтис, но Викентий его не услышал, продолжая свое медиумическое бормотание:
— Они вышли, как объяснила Надежда, искать в доме Луи, а я понимал, что это никакой не дом, что вот я встану — и все начнет меняться, плавиться, как пластилин под солнцем! Я поднялся на второй этаж и увидел какой-то пыльный коридор, фанерные двери — словно изнанку театральной декорации! Потом началась стрельба и, видимо, сон прервался.
Викентий умолк, переводя дух.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал Кирилл. — Это значит, нам все пригороды придется прочесывать?…
— Не все, — подал голос Логовайтис- Я понял, о каком доме речь.
Все выдохнули:
— Ну?…
— Это ненастоящий дом. И ненастоящий парк. Одна сплошная декорация. Правда, чрезвычайно убедительная. Вы будете смеяться, но это работа моего знакомого эльфа — театрального художника — декорации для пьесы «Кукольный дом». Ее ставили в конце весны — под День Эльфийской Независимости. Мы, эльфы, вообще большие ценители театрального искусства, но любим, чтобы действие спектакля происходило не в обычном, людском театре с кулисами и рампой, а…
— В особняке, — закончила за эльфа девушка. — Интересно только, как про эти декорации смогла узнать Надежда?
— Элементарно. — Эльф поправил плащ. — Вход на премьеру был свободный. И хотя мы, конечно, не афишировали свою… сценическую деятельность, Надежда, как лицо, вращающееся в не совсем человеческих кругах, вполне могла об этом узнать.
— Логично. Эдуардас, ты хорошо помнишь ту местность и дорогу к ней? С Вика спросу нет, для его это только сон был, и то он, пока вспоминал, весь потом изошел…
— Конечно, я все помню. У эльфов уникальная память. Потому что, в отличие от людей, в нашем организме содержится большое количество йода и двуоксопирролидинилацетамида. Это способствует консолидации памяти и стимуляции интегративной деятельности головного мозга.
— Bay! Тогда вопросов нет. Быстренько ловим такси и едем, ага?
— Ага, — хмыкнул Викентий. — Вы считаете, что по Москве сейчас еще ездят такси?! Когда от змей проходу нет?!
— Вик, — снисходительно потрепал психиатра по плечу спецназовец-оборотень, — плохо ты знаешь московских таксистов. Они будут калымить даже во время Армагеддона. А то какие-то змеи, тьфу!..
Викентий только вздохнул.
— Смотри, — тронула бывшего психиатра за плечо Элпфис, — эта местность не кажется тебе знакомой?
— Если убрать вон тот свеженасыпанный мусорный курган, то… в этом есть нечто от дежа вю.
— Тогда выходим.
Таксист, высадивший их в столь неприглядном месте, рванул обратно в Москву так резко, что даже чаевых не взял. Плохой знак.
Да ведь и местность кругом была такая — маньяку в ней впору резвиться, полуметровым тесачком помахивать, острое лезвие пальчиком ласкать, жуть очередную замышляя-предвкушая. Либо серьезному, дельному самоубийце свое дело довести до победного (пардон, до погребального) конца.
Даже грязные упыри-объедалы, падалыцики, сборщики всех ментальных нечистот — и те таким пленэром бы побрезговали.
— Да, — поежился. Викентий, — сменилась картинка. Волшебный фонарь, блин.
— Все равно надо идти. — Кирилл втянул носом воздух, сморщился брезгливо. — Где-то там должен быть аналог дороги по типу «тропинка».
— Ну, раз наш оборотень заговорил уставным языком, мы и впрямь близки к цели, — усмехнулась Элпфис. — Только не расслабляйтесь, мальчики. Оружие держите в руках, а не в районе мошонки.
И с этим циничным напутствием первой шагнула сквозь мусорные завалы к едва видневшейся среди намертво переплетенных зарослей шиповника и дикой малины тропке.
Да, широкой гравийной дороги не было. Как не было и роскошного парка, который тогда, в первый раз, Викентий сравнивал аж с Сочинским дендрарием. А была кругом такая мертвящая тишина и запустение, что и во сне не приснится.
Что, кстати, может служить утешением. На фига нормальному человеку такие сны?
По обе стороны от тропы валялись ржавые створки входных ворот, а за ними торчали рядами корявые пни с приколоченными к ним плоскими фанерными березками-дубками-липками. А также картонно-целлулоидными пальмами. Нарисованную листву размыло дождем, и она превратилась в грязное неэстетичное зрелище. Скульптурные группы валялись на мертвой траве и вовсе не были, как тогда, изысканно-фривольными и великолепными. Гипсовые девушки с веслом, метатели ядра и пионеры-горнисты с источенным дождями ржавым каркасом. Кстати, и журчащих родников с фонтанами не наблюдалось. В дырявой, с облупившейся побелкой чаше фонтана шелестели-бились на ветру блестящие целлофановые полоски, а в прорытой для ручья канавке слепо поблескивала и шуршала спутанная елочная мишура…
— Театр, — горько прошептал Викентий, вспомнив, чего ему стоили все эти постановки гениального режиссера Надежды Абрикосовой.
Особняк издалека казался прежним, даже стекла эркеров выглядели настоящими, а не полиэтиленовыми. Но Элпфис вскинула свой «хеклер-кох» и негромко приказала:
— Не рассредоточиваться. Держаться за мной. Кир, отвечаешь за Вика. Эльф, прикрываешь с тыла. А теперь вперед, но аккуратно.
— Это как?!