Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935–1990

Далее по правой стороне долгое время сохранялся целый массив капитальных сооружений XIX века. Самым ярким и интересным из них был дом под № 28. Своим рождением он обязан энергии и фантазии отставного гвардии штабс-капитана и московского первой гильдии купца А. А. Пороховщикова. Крупный предприниматель, кипучий заводила и прожектер, он отличался крайней невезучестью на деловом поприще. Чутко улавливая тенденции рынка, выдавая свежие идеи и иногда добиваясь больших успехов, он неизменно с треском прогорал или вытеснялся из созданного им дела менее талантливыми, зато более подлыми и расчетливыми конкурентами. Москва обязана ему многим – первой гостиницей «для интеллигентной публики», первым удачным применением асфальта, созданием подмосковных цементных заводов, первыми теплыми торговыми рядами. И первым по-настоящему комфортабельным многоквартирным домом.

Решив снабдить приличным жильем зажиточных, но не слишком богатых москвичей, он в 1871 году заложил на Тверской улице (близ нынешней площади Маяковского) самый большой в Москве дом! Поскольку большая деревня не имела в те времена ни канализации, ни нормального водопровода, ни уж тем более энергоснабжения, владельцу дома пришлось самому позаботиться о бытовых удобствах. Дом был снабжен собственным паровым насосом, маленькой очистной станцией и даже газовым заводом!

Еще одним удивительным новшеством дома Пороховщикова стал двор. В старой Москве дворы считались (и действительно были) местом нечистым, предназначенным для слуг и водовозов, выгребных и помойных ям. Парадные подъезды выпускали на улицу, на обширных же участках устраивали особые чистые дворы, напрямую связанные с улицей. А поскольку пороховщиковский дом обладал и водопроводом, и отоплением, то освободившийся от всякой нечисти двор стал зеленым и просторным садом, куда не стыдно было выпустить парадные двери. Потому и арка въезда во двор получила роскошную отделку, на манер триумфальных арок – она предназначалась не для слуг и водовозов, а для господ!

Увы, проектировал это чудо не русский зодчий, а иностранец. К моменту закладки дома давний сотрудник Пороховщикова архитектор А. С. Никитин, строивший для него, в частности, Теплые ряды в Китай-городе, оскандалился. Строил он в Серпухове церковь Жен-мироносиц, которая вроде бы ни с того ни с сего взяла да рухнула (произошло это в 1870 году, и хорошо еще, что без жертв). После этого Пороховщиков, и так не слишком довольный скучноватыми творениями Никитина (а он считался в те времена одним из столпов зодчества), махнул рукой на «отсталых» московских архитекторов и обратился к законодателям тогдашней архитектурной моды – австрийцам. В погоне за внешним эффектом они создали стиль, на целых полвека покоривший Европу. В самой Вене его называют «стилем венского Ринга», в России он чаще всего именовался «ренессансно-барочным». Лишь в начале XX века искусствоведы, освободившись от дурмана мишурного великолепия, охарактеризовали сей стиль как эклектику, то есть бессистемное смешение разных стилей.

Но в 1870 году эклектика, да еще в исполнении австрийцев, была весьма привлекательной, и Пороховщиков выписал из Вены уже известного мастера А. Е. Вебера, который и стал автором проекта дома под нынешним № 28, давшего Москве прекрасный образец решения строительно-технических проблем культурного жилищного строительства. Следовать этому образцу решились немногие: уж очень дорогими оказались нововведения Пороховщикова и Вебера. Зато по части пышного оформления фасадов дурной пример оказался заразительным – через несколько лет Москва испытала прямо-таки нашествие земляков Вебера, которые взялись обвешивать стены московских новостроек пышной и тяжелой лепниной. От них не отставали и русские зодчие, уловившие рыночную конъюнктуру.

Сам же Пороховщиков вскоре обанкротился, его чудесный дом перешел в другие руки. Но на многие годы он оставался в числе лучших зданий города. В нем проживали весьма зажиточные персоны. Однажды в одной из квартир дома произошла трагедия: ее обитатель, некий входящий в моду художник Ф. О. Шехтель, выстрелил себе в сердце[123]. К счастью, плохо знакомый с анатомией (его отчислили из Московского училища живописи, ваяния и зодчества за «нехождение в классы») стрелок промахнулся – пуля прошла навылет, не задев сердца. Пострадавшему оказали врачебную помощь и быстро поставили на ноги. Этот промах оказался исключительно счастливым для всей Москвы, потому что в последующие годы Ф. О. Шехтель превратился в самого талантливого, самого известного архитектора стиля модерн не только в Москве, но и во всей Российской империи.

В 1930 году бывший дом Пороховщикова надстроили двумя этажами, причем сделали очень тактично – старая часть и надстройка воспринималась как единое целое. В конце XX столетия дом подвергся полной перестройке – фактически от него остался лишь главный фасад.

За парадным фасадом. Изнанка дома Наркомлеса