Прости грехи наши… Книга первая

– Неужели? – захохотал, ни о чем не подозревающий гость, – А мы вроде ровесники с тобой! Да, ну, ладно…, – угомонился он, наконец, – Нам больше достанется. Правда, Васька? – подмигнул он тому, но тоже заметив не веселый взгляд последнего, спросил, – Какой-то ты смурной, Василий. Ай, чем не угодила жена?

Василий ничего не ответил. Он отвернулся, глядя на улицу, будто, там был ответ.

По размытой, талой тропинке шагал Никола. Он тоже покосился на Крушининские окна и столкнулся взглядом с Василием. Глаза мужчины вспыхнули не добрым огнем: «Ну, Анька», – шевельнулось запоздалая ревность внутри, – «Не жди пощады…».

– Кого ты там увидел? – снова спросил Прохор, и, зная, что ответа не будет, сам потянулся к окну.

– О, Никола! Стукни в стекло, Василий, – предложил мужчина нахмурившемуся хозяину, – Пусть присоединяется.

– Нечего ему здесь делать! – грубо оборвал гостя Васька, – Пусть дальше топает…

Заподозрив не ладное, Прохор сказал:

– Не о том ты думаешь, Васька, не о том…, – покачал он головой, – На, выпей лучше, – и налил ему полный стакан самогона.

Василий заглянул в мутное содержимое стакана и увидел, там свое искаженное отражение. Мысль о том, что это выплаканные им слезы за последние два дня, окончательно добила мужчину.

За стеной пронзительно крикнул ребенок. Василий вздрогнул от неожиданности, с которой должен был, теперь, мириться. Он поднял граненое стекло непослушными пальцами и залпом выпил. Горечь, обжигая внутренности, не спеша растекалась по организму, не сумев, однако затушить и успокоить его душевную боль. Присохшие слезы, вдруг, прорвались наружу, и быстро пьянеющий Василий сам взялся неуверенной рукой за бутылку, и, не слушая уговоров матери, налил себе еще. Смутно представляя, что делает, он хотел отгородиться от окружающего мира, от непоправимой действительности.

Ощущая текущую по щекам влагу, Василий неожиданно почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Развернув свое богатырское тело, он вскрикнул от ужаса. До безобразия некрасивая, хищная старуха смеялась над ним.

– Ты кто? Кто ты? – пытался схватить он ее.

– Судьба твоя, Василий Ильич! – хохотала ведьма, – Судьба, судьба…, – отдавались эхом в пьяном мозгу ее слова.

Василий толкнул ее, но тут, сквозь плотный туман, его сознание уловило голос матери.

– Вася, вставай, сынок…. Пойдем, приляжешь, Вася…, – звала она его. Ее родной голос был тихим и ласковым…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Июль выдался ярким, спокойным, с высоким, пронзительно голубым небом и воздухом, пропахши травами и теплой дорожной пылью.

Анна вышла на крыльцо и окунулась в жгучий полдень. Запрокинув подбородок, она зажмурила от удовольствия глаза, глубоко и восхищенно вздохнула: «Хорошо-то, как, Господи!».

Женщина смахнула с головы косынку. Выбившиеся на свободу пряди беспорядочно рассыпались по смуглой шее. Анна тряхнула головой и, так ей захотелось расплести всю косу и закружиться, как, когда-то девчонкой, чтобы трепетал надутый ветром подол платья… Но она лишь улыбнулась и опять вздохнула, только, теперь, совсем иначе: на минуту вспомнилась прожитая жизнь и тихая жалость к себе царапнула внутри, сжавшейся где-то у самого сердца, дикой кошкой… Анна медленно подняла руку и на ощупь определила, какие уже не поправимые морщины легли на лбу, а сколько невидимых рубцов было на ее измученной душе, один лишь Бог и знал!

– Дурачишься, соседка? – неожиданно услышала Анна у себя за спиной. Она оглянулась и увидела Верку – крепкую, полнотелую жену Николая, с нескрываемой завистью смотрела она на нее.

«Чему ж ты завидуешь?», – мелькнуло невольно в голове Анны, – «Моей разбитой жизни?», – и, словно ища ответ, заглянула в бледные, не выразительные глаза Веры.

Последняя не разгадала мыслей Анны и не по-доброму съязвила:

– Смотри, как бы плакать не пришлось от большого веселья-то…

– Да, мне не привыкать, – спокойно ответила ей Анна, подняла платок, подобрала выбившиеся на ветру волосы.

Верка, тем временем, не сводя своих, казалось, выгоревших от солнца или зла, глаз с Анны, подумала: «Красивая, змеюка…». Так ей хотелось, чтобы у Анны все было плохо. Не могла она простить женщине природной красоты, ее беспричинного веселья. «При такой-то жизни», – скрипнула зубами Вера, – «Она еще и забавляется. Вот, стерва…».

Громкие возгласы и визги оборвали размышления этих двух таких разных женщин.

Вдалеке, на пыльной сельской дороге показалась ватага ребятишек, с перекинутыми через плечо удочками. Юные рыболовы громко спорили, тыркали друг дружку локтями и заливисто смеялись на всю округу.

Шумная стайка приблизилась и стали слышны отдельные выкрики:

– Вот, такая клюнула! Честное слово…, – срывающимся голосом бойко доказывал один из мальчишек.

– Ладно, трепаться-то…, – вопили в ответ товарищи, – Не верим твоим вракам!

Вера обернулась в сторону детей.

– Вот, окаянные, вымазались, как шуты…, – покачала она гладко причесанной, словно прилизанной головой.

Анна сразу же узнала среди растрепанных вихров свои родные. Огненно-рыжие, они издалека сияли, как золото высшей пробы.

«Сынок…», – ласково подумала женщина.