Прости грехи наши… Книга первая

– Моя работа разная: куда пошлют по наряду, то и буду делать.

– Значит разнорабочая, – сформулировал он ее специальность.

– Вот, именно, – засмеялась женщина, – Раз-но-ра-бо-чая, – повторила она по слогам.

– А вы никогда не мечтали стать кем-нибудь? Учителем, например, или врачом? Последнее вам бы очень подошло.

Анна задумалась.

– Учителем нет, а врачом, мне действительно хотелось быть одно время, когда мама лежала больная. Она все повторяла, что хочет умереть, чтобы освободить меня от такой обузы. Вот, тогда-то, у меня и появилось желание лечить людей, – на мгновенье женщина умолкла. Встревоженная память вернула ей те дни, – Но, к сожалению, эта мечта не могла осуществиться…, – вздохнула Анна.

– Я совсем не хочу вас огорчать, но получается так, что из-за меня вы страдаете, – Алексей Петрович положил ей руку на плечо, и, вдруг, вспомнив что-то, торопливо убрал последнюю, – Прошу вас, улыбнитесь, у вас ведь волшебная улыбка…

Анна, как послушная ученица, последовала его совету. Ямочка на щеке придала ее выражению еще большую мягкость, и ту особую нежность, которая бывает обычно у спящих детей.

Завороженный мужчина сделал над собой усилие, чтобы отвести взгляд от овеянного незримым, казалось, божественным светом лица Анны. Он даже качнул головой.

– Я атеист и ничего не смыслю в религии, – сказал он, – Но мне кажется, что вы святая. Анна…

Женщина рассмеялась.

– Вам должно быть напекло голову, потому как говорить, так большой грех. Я и не знала, что директора могут быть смешными!

– Вообще-то, я говорил серьезно, – осознав всю нелепость сказанного, признался Алексей Петрович, смущаясь, – Но, пожалуй, мне пора откланяться, пока моя очередная глупость не пошатнула строгую репутацию школьного начальника.

– Надеюсь, вы на меня не обиделись? – спросила его Анна.

– Ну, что вы, мне просто действительно нужно идти, – он улыбнулся ей, – Очень рад, что сумел хоть раз развеселить вас, Анна Григорьевна.

Анна вздохнула, ямочка исчезла, она посмотрела вслед удаляющемуся учителю и подумала, что сошла с ума.

Женщины в ожидании наряда пристроились около правленческого палисадника на пустых ящиках из-под яблок.

– Тару попортите! – крикнул им кудлатый мужик – агроном.

– Да, мы ж все такие стройные, Александр Михайлович! – отозвалась тетка Клава, самая толстая из них, и дощечки под ней жалобно затрещали.

– Оно и видно, – недовольно пробурчал мужчина, – Особенно ты, Клавдия…

– Хорошего человека должно быть много, Александр Михайлович, – растеклась улыбка по ее широкообразному лицу.

– Да, ну вас, дуры…, – махнул агроном рукой, и, сердитый на весь женский люд, не поздоровался с Анной, которая подошла к тому времени.

Она пристроилась тут же, и непонимающе спросила:

– Что это, Михайлович сегодня не с той ноги встал?

Вместо ответа Дуська, тщательно расправляя платье на своей стройной, высокой груди, проговорила со скрипом в голосе:

– А ты, оказывается, хитрая, Анна…

– О чем ты, Евдокия? – удивилась женщина.

– А, то сама не знаешь? – не глядя на нее, ответила колхозница.

– Пока мы тут тебя к председателю рядили, ты втихомолочку себе защиту получше нашла…

– На что это ты намекаешь? – начинала сердиться Анна, – Насобиралась сплетен с утра пораньше.

– У меня и свои глаза есть, – поджала и без того тонкие губы Дуська.

– Что ж, теперь, и поговорить с человеком нельзя…. Уж от тебя-то не ожидала я, Дуся…, – сказала с обидой в голосе женщина.

– С каких, это пор, ты такой разговорчивой стала? – посмотрела, наконец, на нее собеседница.

– Нет, – покачала круглой головой Клавка, – Родной отец, какой бы он плохой не был, все одно, лучше дядьки со стороны…

– Да, вы что, бабы, белены объелись! – вскочила Анна, обводя односельчанок взглядом, но те молчали и поддерживать ее никто не собирался.

– Конечно, человек он представительный, Алексей Петрович…, – мечтательно произнесла конопатая, совсем еще молодая колхозница, – У моей двоюродной сестры, что в городе, муж прапорщик, такой же…, – вздохнула она и тут же спросила, – А, правда, что он в наше село приехал из-за тебя, Анька?

Анна схватилась за голову, – Да, где же ваша совесть, бабы! – в отчаянье крикнула она.

– Наша-то всегда при нас, – зло ответила Дуська, – А, вот ты, и перед Богом, и перед людьми стыд потеряла!

– При вас, говорите…, – от бессилия перешла на шепот женщина, – Куда ж вы ее задевали, по карманам, что ли запрятали?

Ей не дали договорить.

– Ничего, отыщем, когда понадобится…

– Да, вы вспомните, что недавно мне говорили! – чуть не плача крикнула снова Анна, – Эх, бабы…, – отвернулась она, смахивая слезу.

Этим тихим осенним утром Колька, отправив жену с сыном к теще, уселся у себя во дворе под яблоней, и уже собрался было чинить свою рыболовную сеть, но в этот момент дверь у Крушининых хлопнула и на пороге появилась Анна. Босая, в забрызганном водой халате, она вышла на крыльцо, держа в руках полный таз настиранного белья.

Никола отбросил нитки и подошел ближе, облокотившись о частокол локтями. Его маленькие черные глазки, как буравчики, начали сверлить женщину. «Хороша, зараза, хороша!», – вспыхнуло в нем снова желание.