Прости, но я скучаю

Сунна вернулась к себе, но не смогла заснуть, даже когда шум наверху прекратился. Она не могла прогнать мысли обо всем сразу – о Бретт, о Мод, о призраках, о подруге из Торонто с ее пластическими операциями. В темноте Сунна нащупывала морщины на лбу, следы от прыщей, шишку посреди носа, которая должна была сходить за прелестную легкую горбинку. Сунна не могла отделаться от ощущения, что теперь она значит меньше, чем даже год назад. Что она так и будет значить все меньше и меньше, пока не станет полным ничтожеством. И не превратится в такое же привидение, как те, что живут на чердаке этого старого дома.

«Спи. Они тихие».

«Они». Она бы посмеялась над собственной глупостью, не будь она так напугана.

Мод становится сыщицей

Сунна

Маккензи казалась удивленной. Мод – разъяренной. Они не были ей рады, но Сунне было все равно.

– Подвезешь меня, Мак?

– Ее зовут не Мак, – сказала Мод. – Она не пожилой водитель грузовика.

– А я разве сказала: «Подвезешь меня, пожилой водитель грузовика»? – возразила Сунна. – Я сказала: «Подвезешь меня, Мак?»

Если у Маккензи и было мнение по поводу этой клички, она его не высказала. Похоже, она вообще не обратила внимания на то, как ее назвали. Вид у нее по-прежнему был удивленный, но Сунна уже не была уверена, что это связано с ней. Возможно, Маккензи была чем-то удивлена еще до ее прихода.

– Так мне… можно? – снова спросила Сунна, раздраженная тем, что ей пришлось просить дважды. Она наблюдала, как глаза Маккензи постепенно приобретают осмысленное выражение, а голова с видимым усилием кивает вверх-вниз. Нет, Маккензи не удивлена, поняла Сунна. Маккензи в шоке. Она выглядела так, будто в нее стреляли, или она видела, как стреляли в кого-то другого, или ей сказали, что она беременна десятью детьми одновременно.

– Да, залезай, – прошелестела Маккензи.

– Залезай, Сууунз, – произнесла Мод скрипучим птичьим голосом, и это, казалось, отрезвило Маккензи. Они втроем стояли на тротуаре перед домом, над головами шумели деревья. Мод приблизилась к машине и принялась постукивать по стеклу костлявым кулачком. – Ладно. Поехали. Маккензи, впусти нас. Тук-тук-тук…

Сунна была вне себя от раздражения, как будто костяшки пальцев Мод стучали прямо по ее черепу.

Маккензи открыла двери и двинулась к водительскому месту так медленно, будто брела по колено в воде. Дважды она роняла ключи и каждый раз, нагибаясь, чтобы поднять их, останавливалась и созерцала их так, будто соображала, стоит ли вообще за ними наклоняться.

До «Бумажного стаканчика» доехали молча. Сунну бесило, что никто не спрашивает, почему она вернулась после своих вдохновенных речей о том, что ей наплевать, придет ли Бретт и попросит ли прощения. По правде говоря, Сунне было не наплевать – далеко не наплевать. Но ведь это не запрещается, правда? Ей могло быть все равно, а потом стало не все равно, она могла сердиться, а потом грустить, а потом успокоиться, ей могло быть хорошо, а потом нехорошо, в уединении собственной гостиной она могла швыряться вещами, выдергивать фотографии Бретт из ежегодников и плакать, а потом пойти на работу, забыть обо всем этом, может быть, даже вспомнить какую-нибудь их с Бретт проделку и улыбнуться. Именно так, и неважно, понимают это Мод и Маккензи или нет. Разве можно всегда чувствовать одно и то же?

Маккензи пришлось парковаться дважды: в первый раз машина встала криво, и Мод объявила, что не выйдет, пока ее не выпрямят. Когда они припарковались во второй раз, Мод выглянула в окно и посмотрела на желтую разметку парковки.

– Ну, так лучше, но все равно криво.

Маккензи вцепилась в руль так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Давайте, выметайтесь, Мод, – сказала Сунна. – Все в порядке.

– В порядке штрафа, – прощебетала Мод. – А кто подумает о машинах, которые захотят припарковаться рядом…

– Лучше бы вы заботились о тех, кто пытается сосуществовать с вами, – сказала Сунна.

У стойки Сунна спросила, на находил ли кто-нибудь матерчатую сумку с библиотечными книгами, но бариста покачала головой.

– Оставьте свой номер, и я позвоню, если что-нибудь узнаю.

Сунна вздохнула, подсчитывая в уме штрафы за просрочку.

– Хорошо, – сказала она.

Они сидели за привычным столиком с привычными напитками – Мод, при всем ее праведном негодовании из-за того, что ее не спрашивают, ни разу не сменила заказ.

Мод разложила на столе свежую газету, разгладила середину, чтобы она легла ровно, и вызывающе взглянула на Сунну.

– А никому не кажется, что эта история с бомбой слишком затянулась? Почему этот тип еще не взорвал свою галерею? Или почему полиция его не арестует? Чего они ждут?

Сунне уже надоели разговоры о бомбе. На работе все только об этом и говорили, если работу не отменяли из-за угрозы взрыва.

– Не знаю, заметил ли кто-нибудь, но я, как вы видите, здесь.