Простить нельзя расстаться

— Ладно, — сдалась девица, — прямо по коридору. Третья палата. Захарова там одна, оплатили ей отдельную.

Безумно хотелось развернуться и пройтись летящей походкой — давно такого не случалось. Чувствуя спиной далеко не доброжелательный взгляд, пожалел, что не воспользовался коляской. Хорошо, что дверь оказалась неподалёку. Даша лежала под капельницей, глаза её были закрыты. Евгений, стараясь не стучать, добрался до стула, сел, пристроил трости, повесив их на спинку, и наклонился вперёд:

— Здравствуйте, Дарья Андреевна.

В ту секунду, когда глаза её открылись, Евгений почувствовал себя моложе на тринадцать лет. Синие с бирюзовыми крапинками радужки оставались такими же яркими и волшебными, как раньше.

— Женя? — прошептала она, пытаясь приподняться, но упала обратно на подушку, скривившись от боли.

Он, поддавшись безотчётному порыву, тронул тонкую, пронзённую иглой руку. От гладкости нежной кожи мурашки побежали по всему телу.

— Женя, — прошептала девушка и снова взглянула на него. — Не думала, что увидимся.

Он кивнул, подтверждая мысль, которой у неё, возможно, и не было:

— Прости. Я давно должен был найти тебя.

Она улыбнулась, будто услышав комплимент или признание. Потом пошевелила губами, прошептав что-то, но Евгений не расслышал, хотя наклонился так близко, как мог:

— Даша, что с тобой стряслось?

Она закрыла глаза, в уголках выступили две блестящие, как росинки, слезы. Евгений тут же соскучился по её взгляду, но не решился тревожить девушку, только слушал:

— Я ничего не помню. Эльвира Васильевна сказала, что у меня были припадки. А следователь говорил о депрессии. Разве бывают при депрессии припадки?

— Кто эта Эльвира Васильевна?

— Лечащий врач в центре. Рома признался, что на мне эксперимент ставили.

— Рома? — воскликнул Коровихин, — Масик?

— Нет, — Даша засмеялась и открыла глаза, — медбрата звали Роман. Он предупредил, чтобы выбрасывала лекарства. Какие-то левые.

— Ты Цыпину рассказала?

— Кому?

— Следователю! Это подсудное дело!

Даша покачала головой:

— И ты не говори. Пусть их.

— Как так?! Что ты за человек? — Евгений сполз со стула, вставая перед кроватью Даши на колени, и прижался лбом к её руке, чувствуя, как бьётся пульс.

— Что это? — голос девушки дрогнул.

Евгений поднял голову и перехватил Дашин взгляд, направленный ему за спину.

— А! Костыли. Я инвалид, Дашенька.

Словно не расслышав, девушка улыбалась. Она сделала усилие, поворачиваясь на бок, и потянулась свободной рукой к щеке Евгения. Он, почти ощущая, как ей больно наклонился ближе. Пальчики с острыми ноготками скользнули по скуле, вызвав у него волну нежности.

— Ты — самый лучший, Женя, — она вернулась в прежнее положение и схватила в щепоть уголок одеяла. — Ты меня спас тогда.

— Чем?

— Я не могла идти домой. Просто не могла. И если б ты не отвёл, не знаю, куда бы меня унесло.

Евгению боле всего хотелось уткнуться ей в грудь и разрыдаться — выплеснуть всю горечь, бродившую внутри долгие тринадцать лет, но он лишь стиснул зубы и, опираясь на край кровати, стал подниматься. Едва он успел вернуться на стул, как в палату впорхнула медсестра в нежно-зелёном костюме, выгодно оттенявшем её рыжие, стянутые в хвостик волосы.

— У вас посетитель! — весело констатировала она. — Брат?

Слово «брат» больно резануло слух, Коровихин взглянул на Дашу, но та ничего не заметила, лишь улыбалась, наблюдая, как медичка убирает капельницу.

— Спасибо, Оля.

— Болтайте-болтайте, — Оля, уходя, кивнула Евгению, — посидите, а то она грустит здесь одна.

С уходом медсестры что-то неуловимо изменилось. Даша сосредоточенно сдвинула брови и смотрела в сторону. Тишина сгущалась, впуская в себя лишь слабо слышное постукивание лапок воробья, прыгавшего по металлическому отливу за окном. Так и не придя ни к какому выводу, девушка спросила:

— Зачем ты пришёл, Женя? Неужели ты до сих пор помнил обо мне?

— Помнил. Но пришёл не поэтому, — признался Коровихин. — Я работаю частным детективом, так получилось, что дело о твоём исчезновении поручили мне.

— А-а-а…

Евгений уловил огорчение в её взгляде, но не оправдывался. Что правда, то правда: не обратись Дружилин к ним в агентство, они бы с Дашей не увиделись. Ни сил, ни желания беседовать о Рубиновых, о Ткаченко, о пребывании Дарьи в его центре и необъяснимых кульбитах с диагнозами у него не осталось. Хотелось просто сидеть, любоваться её спокойным лицом и слушать мелодичный голос. О рисунках, показанных Ципиным, тоже не упомянул — слишком личной и болезненной была эта тема для девушки, в этом Евгений не сомневался. Она расспрашивала о Марике, засмеялась, услышав, что мальчишка перебрался к Лялину, ловко проведя родителей и полицейских. Коровихин смеялся вместе с ней и не преминул отметить, что Марк наотрез отказывался возвращаться домой без Даши. Тут девушка помрачнела, будто туча закрыло солнце, бросив серую тень.

— Он навещал меня в центре. Он и ещё один мальчик. — Евгений напряжённо всматривался в лицо Даши, пытаясь понять, бредит она или фантазирует. Она, видя его недоумение, пояснила: — От лекарств начинались галлюцинации. Я играла с Марком и его другом.