Да, я изменилась. Я не молчу, если хочется выразить свое мнение, я не боюсь прилюдных оскорблений. Теперь иногда со мной здороваются старшеклассники, а девушки обходят стороной, особенно после того, как я снова послала Сала, того шикарного парня из баскетбольной команды. Гортензия тихо строит какие-то мелкие козни, но и она теперь не страшнее и не значимее букашки. Даже Вилл, внешне оставшаяся дружелюбной, больше не садится со мной за одну парту и не зовет в кино. Она недоумевает: привыкла к снисходительному общению с серой мышью, с неуверенной в себе ботаничкой.
Это не смущает меня. Мне наконец пришло в голову, что у меня классные ноги, и что я могу надеть в школу, скажем, вот как сегодня, джинсовую юбочку в складку с красивой вышивкой, которая еле прикрывает то, что должна, и агрессивно выглядящие сапоги, а не разношенные бежевые балетки и скучные, хоть и вычурно дорогие, брюки, и мне это нравится. Мне нравится ловить на себе взгляды, появляться в школе в джинсах за шестьсот баксов, я теперь действительно получаю удовольствие о того, что учусь лучше всех. Мне нравится моя теперь простая, но офигенно дорогая одежда, манеры и умение держать себя аристократки, целая библиотека в голове, идеальный беспорядок из волос, нравится небрежно кидать в сумку самый навороченный в школе плеер. Ходить по ней с видом хозяина положения, а не опустив смиренно голову. Парни меня хотят, девушки завидуют, учителя боятся спорить, потому что я вполне могу оказаться права. Я теперь местная звезда, с которой никто не связывается, и по успешности, и по безбашенности, и это чертовски приятно — быть выше всех остальных.
Вот только бывают дни, когда Клайд занят до ночи или уезжает зачем-нибудь, и тогда мне становится немного одиноко. Хочется просто позвать кого-то погулять, или чтобы меня звали. Нет, я, конечно, могу позвонить любой из своих одношкольниц, и избранная вмиг станет всеми уважаема, будет долго планировать и мечтать об этой встрече, готовиться больше, чем к самому важному в жизни свиданию, весь день смотреть мне в рот и ловить каждое мое движение. Только к черту, уж лучше быть одиночкой.
— Так ты в курсе? — нетерпеливо переспросили над ухом, прервав поток мыслей.
— В курсе чего? — безразлично ответила я, занятая больше рассматриванием ногтя. Мне вдруг показалось, что черный лак отколупывается сбоку. Местные новости меня не интересуют.
— У нас еще одна новенькая! Их прямо наплыв в этом году какой-то! Она должна была прийти еще позавчера, — оказалось, что разговаривает со мной Белла. Она сидит сзади меня.
— Еще одна Гортензия? Физрук не перенесет. — Да нет, вроде, с лаком все в порядке.
Послышался подобострастный смех. Как я от этого устала, больше, чем раньше от вечной незаметности. Скорее бы начался урок. Я глянула на любимые цифровые часы — еще целых двенадцать минут перемены. Гребаная привычка приходить в школу раньше всех. Первого урока ждать всегда ужасно долго.
Скрипнула дверь класса, и все затихли. Вошла миниатюрная девушка с белым рюкзачком на плече и наша пухленькая староста Марта. Я к ней отношусь хорошо. Будучи совсем недалекой, она милая и добрая.
Не успела я как следует приглядеться к вошедшей, как Марта огласила:
— Ребят, знакомьтесь! Это та самая новенькая, испанка, которая будет с нами учиться!
Все загалдели. Девушка наморщила носик.
Кожа у нее была смуглая, и при слабом электрическом освещении оттенок казался холодным и зловещим. Да она скорее из преисподней, чем из Испании, где все девчонки имеют вкусный золотистый загар. Золото — это вообще явно не то слово, которое можно было употребить с ней в одном предложении. Я поймала себя на мысли, что, чем больше смотрю, тем больше новенькая мне нравится, и, судя по перешептыванию, остальной класс как раз убеждался в обратном. Больше всего, если описывать ее одной фразой, девушка напоминала отражение луны в черной и спокойной водной глади. Это привлекало.
Волосы прямые и серебристо-пепельные. Они доходили ниже плеч, и были похожи на легкие платиновые цепочки, повешенные на витрине близко друг другу одним матовым водопадом. Черты лица острые, кости тонкие.
— Новенькая, значит? Ну-ну. — Гортензия выползла из-за парты. Черт возьми, она меня все-таки бесит. В основном ведь тем, что постоянно лезет к Клайду, хотя и беспочвенно, разумеется, она-то ему триста лет не сдалась. — Вообще-то новенькая здесь я. Ничего, знаешь, нормальное место. Главное — научись дружить с правильными людьми.
Кто-то заржал в голос. Через пару секунд я поняла, что это была я, и поспешно заткнулась. Мне не хотелось мешать спектаклю.
Девушка быстро взглянула на меня. Внимательный, острый взгляд царапнул лицо. Умный. Она улыбнулась, одними глазами, и только мне. Мы поняли друг друга.
Минуя самозабвенно трещащую Гортензию, равно как и всех остальных, она двинулась вперед. Миг — и ее рюкзак оказался на соседнем с моим месте.
— Здесь же не занято? — Ее голос показался мне даже не тихим, а шелестящим.
— Нет. Вообще-то тут сидел Рик, но он уже уходит.