Когда мне было пять, я падала с крыши, но я зацепилась штаниной за карниз, и пока они рвались, мама успела до меня добежать и поймать. Подо мной тоже была устланная бетоном дорожка. Я бы тоже умерла, если бы ударилась об нее?
Либо да, либо нет. Русская рулетка.
Нет, конечно, нет. Я бы не умерла тогда. Но я бы умерла, если бы Ной не нашел меня год назад в ванной. Мысли об этом сводят с ума. Как я могла намеренно попытаться лишить себя жизни? Зачем? Мейсон… он был полон жизни. И теперь ее в нем нет. И он не делал это намеренно.
После того вечера, когда мы с Энтони нашли Мейсона, я не сплю. Мне страшно уснуть. Все происходящее, как в тумане, и это только для меня. Но что испытывает Энтони, я и представить не могу.
Дальше только так: приезд родственников Энтони из Онтарио, его дядя и тетя — родители Мейсона — кузины и все остальные. Приезд Ноэля. Весь город в доме Мейсона, слезы, все еще непонимание…
Все происходит быстро.
А затем жизнь вновь начинает идти своим обычным чередом. Потому что так нужно. Так это и происходит.
После информатики я медленно бреду по школьному коридору в женскую уборную. Глаза жжет от бессонных ночей, но я стараюсь не поддаваться этому состоянию. Нужно как-то продержаться, а для этого лучше сполоснуть лицо холодной водой. Кабинет информатики находится в самой дальней части школы, там туалеты не работают. Поэтому приходится плестись почти через всю школу. Сегодня мне не особо хочется попадаться кому-то на глаза. Я выхожу через заднюю дверь и обхожу школу через двор. Проходя мимо окон кафетерия, я замечаю за углом знакомую фигуру. Розали стоит спиной к зданию. Ее плечи вздрагивают. Не нужно даже гадать и спрашивать, что она здесь делает. Она плачет.
Мы не виделись несколько дней. Я не помню ее на похоронах, но скорее всего, она была. Как и весь город.
Она замечает мое приближение и тщетно пытается утереть мокрое лицо рукавом блузки. Слезы снова и снова заливают ее щеки. Не говоря ни единого слова, я беру Роуз за руку, отвожу чуть подальше, чтобы нас не увидели, и прижимаю ее к себе. У меня больше нет слез. Глаза совершенно пустые и сухие.
Я отвожу подругу домой.
— Ты как?
Знаю, это довольно глупый вопрос, но что-то сказать все же следует.
— В порядке, — честно отвечает Роуз. Она смотрит в зеркало заднего вида.
Я подаю ей еще одну бумажную салфетку, и она вытирает остатки туши под глазами.
— Ты виделась с Энтони?
Я крепче стискиваю руль, вбирая в грудь больше воздуха. Прошло уже несколько дней. Неделя, кажется. Но Энтони все еще не ходит в школу. Я звонила, он отвечал, но было лишь молчание.
— Да, вчера, — отвечаю я.
Мне открыла миссис Рой и сказала, что он в своей спальне. Она попросила меня отнести ему горячий чай. Он его выпил. И смотрел на меня пустыми глазами, и это было жутко.
Я ждала этих страшных слов, и когда он начал их произносить…
— Это я вин…
… я закрыла ему рот ладонью.
— Никто, черт возьми,
Он кивнул. Обещал прийти сегодня в школу, но так и не пришел. Все понимают: он скорбит.
— Увидимся завтра, — говорит Роуз. — Спасибо, Эйв.
Я пытаюсь улыбнуться, но выходит всего лишь гримаса.
— До завтра.
Затем еду к дому Роев. Двигатель «танка» оповещает жителей дома, возле которого я паркуюсь, что у них снова нежданные гости. Мистер Рой появляется на крыльце дома, создав из ладони козырек от яркого солнца. Его лицо усталое, под глазами залегли тени.
— Привет, Эйвери, — произносит он, когда я выхожу из машины.
— Добрый день, — бормочу я.
— Он там, — говорит мистер Рой. Я недоуменно смотрю на него. — У Мейсона дома, — едва заканчивает он.
— Ясно. — Я пячусь обратно к машине.
— Эйви! — окликает меня мистер Рой. Он впервые назвал меня прозвищем, которым называют только близкие.
— Да?
— Побудь с ним, ладно? Наши слова ему не помогают.
Я с трудом сглатываю подступающие слезы и киваю.
— Да, конечно, — выходит хриплый шепот.
«Форд» Энтони я замечаю сразу, когда въезжаю на Вэй-авеню. Остановившись у обочины, я еще долго собираюсь с мыслями, затем иду к дому. Здесь уже нет вещей Мейсона. Его родные разобрали их и, наверное, забрали с собой в Онтарио. Дом кажется пустым и тихим. Одиноким. Меня накрывают самые различные чувства и эмоции. В животе образуется тугой узел. Воспоминание о ночи с Энтони в этом доме теперь кажется словно сном. Или это было не в этой жизни. Но что было в
Доктор Бордман говорит, что никогда не стоит ассоциировать места и предметы с самым печальным событием, произошедшим в вашей жизни. Так можно сойти с ума. Нужно работать и бороться с ощущениями, которые делают тебе больно, а не с местом. Так, например, никто в нашей семье не боится заходить в ванную после того, как я валялась там в отключке. Это, конечно, слабый пример и не то же самое, но все же…
— Энтони? — мой голос эхом отскакивает от стен.
Я прохожу еще дальше.
— Энтони! — громче зову я, и снова никто не отвечает.