Читаем Просто об искусстве. О чем молчат в музеях полностью

Как создать свой стиль? Вспомните собственный опыт обучения чему угодно. Вы стараетесь, как можете, подражая тому, что вам показывают. У вас начинает как-то получаться. Вы продолжаете осознанно или нет впитывать информацию из окружения. И в один прекрасный момент этого оказывается достаточно. Интересно сравнить Эль Греко (1541–1614) не только с искусством Византии и Высокого Возрождения, но и с маньеристом, который пытался решить ту же задачу. Эль Греко разминулся с ним во времени и пространстве, но видел его работы в Риме. Речь, конечно, о Пармиджанино (1503–1540), который также пытался стать новым крупным мастером в Риме. Но отступил не в испанский Толедо, а на родину в Парму. Такой же гордец, правда претендовавший не заменить фреску Микеланджело[14], а стать «новым Рафаэлем», Пармиджанино точно так же пришел к созданию мира – рафинированного и интеллектуального, к святости с тонкими пальцами и вытянутыми до гуманоидности пропорциями. «Элитарность», «не для всех», «слишком хороши для этого мира» – подходящие описания для персонажей обоих художников.

Эль Греко. Погребение графа Оргаса (1586–1588)


Эль Греко родился во владениях Венеции, а именно на Крите, в обеспеченной семье. В Венеции он, возможно, учился у Тициана, а в Риме бывал у кардинала Фарнезе в его дворце, откуда впоследствии был изгнан. (Эль Греко подал на сей счет жалобу, которую не удовлетворили. Судиться с заказчиками он будет всю жизнь.)

В Риме Эль Греко уплатил членский взнос в гильдию святого Луки как художник-миниатюрист, однако вскоре замахнулся на Уильяма нашего Шекспира, а именно сообщил, что мог бы переписать монументальный «Страшный суд» Микеланджело поприличнее, а то и получше. Разговоры про «поприличнее» начались еще при жизни Микеланджело. В результате святым прикрыли органы репродукции, но, по-видимому, Эль Греко хотел одеть их полностью. Ну, и получше, конечно. Неплохие амбиции для миниатюриста.

Поспешив в Мадрид, Эль Греко мог быть уверен в том, что будет украшать Эскориал. Ведь Тинторетто, Веронезе и Антонис Мор ехать в Испанию отказались. Но король ограничился заказом двух работ и больше ничего не хотел.

Пармиджанино в схожей ситуации плюнул на всех и заперся дома, пытаясь обрести философский камень. Он умер в 37. Эль Греко было 36, когда он приехал в Испанию. И пасовать художник не собирался.

Скоро у мастерской Эль Греко в Толедо появится много заказов. Длинные, с ломкими пальцами святые, глядя на которых, и подумать нельзя, что они съели хотя бы маковую росинку, разительно отличаются от мускулистых пророков Микеланджело или сексапильных Магдален Тициана. Когда мы смотрим на них – погружаемся в мрачный, готический мистицизм. А ведь Эль Греко умер позже Караваджо, создателя барокко. Это лишнее напоминание об условности деления на стили и эпохи.

В его творчестве много самоповторов. Эль Греко всегда подписывал полотна на заметном месте.

Есть авторы, которые до старости не перестают учиться (Валентин Серов). Эль Греко, наоборот, набрав нужные ему приемы, после сорока лет все больше отрывается от реальности. Иногда до такой степени, что становится похож на Пикассо «голубого» периода. Возможно, «кубизм» его поздних работ связан с тем, что он уже не смотрел на манекены в мастерской, и тем более на натуру, а располагал форму на холсте так, как ему нравилось. Как и художники начала XX века.

Говоря о жизни знаменитого живописца, мы часто исходим из того, что успех был для него предопределен, хотя в реальности это не было так. Точно так же мы отказываем гению в праве на усталость, злость, разочарование. Эль Греко был блистательно образован. В Толедо он разбогател настолько, что во время обеда ему играли живые музыканты. Но умер художник должником, продолжая, однако, снимать особняк из 24 комнат.

Как отличить маньеризм?

– маньеризм избегает всего приземленного – натуралистических подробностей, пропорций живого человеческого тела;

– маньеристы копировали мастеров высокого Ренессанса. Особенно много в их живописи вывернутых косичкой тел. Это свидетельство популярности росписи плафона Сикстинской капеллы;

– отрешенность, апатия, растерянность. Эмоциональное содержание картин эпохи близко к ёn de siecle, модерну.

БАРОККО

– барокко создал Караваджо, но самый барочный художник – это Рубенс;

– пафос и эротизм, нужный католической церкви для отвлечения от прелестей Реформации[15];

– смятение чувств, драпировок, натурщиков.

ИТАЛИЯ XVII ВЕКА

Слишком свободный человек

Это было время, когда проституцию старались регулировать, а геев преследовали. Соответственно, последние тусили тихо и поддерживали друг друга. «Амура-победителя» и сегодня забанил бы фейсбук. Он был написан с помощника, который долгое время жил с художником. А если посмотреть на «Концерт», который Караваджо исполнил для своего первого покровителя – кардинала дель Монте, можно предположить внеэстетическую общность интересов заказчика и исполнителя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Искусство с блогерами

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга
Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга

В этой книге нет больших литературоведческих анализов. Да и какой в них смысл после трудов Бахтина, Лотмана, Дунаева и Набокова? Перед вами история о том, как литература переплетается с жизнью обычного человека и как в ней можно найти ответы на все важные вопросы – стоит лишь подобрать правильный момент для чтения, увидеть и услышать подсказки, которые спрятали писатели в страницах своих трудов.Автор этой книги, филолог, журналист и блогер Николай Жаринов, рассказывает о книгах, которые сопровождали его на протяжении самых значимых и переломных событий в жизни. Мы видим, как с возрастом меняется отношение к «Преступлению и наказанию» Достоевского, почему книги Кинга становятся лучшими друзьями подростков, и как Бунину удавалось превращать пошлые истории в подлинное искусство.Это исповедь, от начала и до конца субъективная, личная, не претендующая на истину. Спорьте, не соглашайтесь, критикуйте – ничто не возбраняется. Ведь по-настоящему литературу можно понять, только проживя ее через собственные эмоции.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Николай Евгеньевич Жаринов

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Апокалипсис в искусстве. Путешествие к Армагеддону
Апокалипсис в искусстве. Путешествие к Армагеддону

Книга «Апокалипсис», или «Откровение Иоанна Богослова», – самая загадочная и сложная часть Нового Завета. Эта книга состоит из видений и пророчеств, она наполнена чудищами и катастрофами.Богословы, историки и филологи написали множество томов с ее толкованиями и комментариями. А искусствоведы говорят, что «Откровение» уникально в том, что это «единственная книга Библии, в которой проиллюстрирована каждая строчка или хотя бы абзац». Произведения, которые сопровождают каждую страницу, создавались с III века до начала XX века художниками всех главных христианских конфессий. И действительно проиллюстрировали каждый абзац.Это издание включает в себя полный текст «Апокалипсиса» по главам с комментариями Софьи Багдасаровой, а также более 200 шедевров мировой живописи, которые его иллюстрируют. Автор расскажет, что изображено на картинке или рисунке, на что стоит обратить внимание – теперь одна из самых таинственных и мистических книг стала ближе.Итак, давайте отправимся на экскурсию в музей христианского Апокалипсиса!

Софья Андреевна Багдасарова

Прочее / Религия, религиозная литература / Изобразительное искусство, фотография
Омерзительное искусство
Омерзительное искусство

Омерзительное искусство — это новый взгляд на классическое мировое искусство, покорившее весь мир.Софья Багдасарова — нетривиальный персонаж в мире искусства, а также обладатель премии «Лучший ЖЖ блог» 2017 года.Знаменитые сюжеты мифологии, рассказанные с такими подробностями, что поневоле все время хватаешься за сердце и Уголовный кодекс! Да, в детстве мы такого про героев и богов точно не читали… Людоеды, сексуальные фетишисты и убийцы: оказывается, именно они — персонажи шедевров, наполняющих залы музеев мира. После этой книги вы начнете смотреть на живопись совершенно по-новому, везде видеть скрытые истории и тайные мотивы.А чтобы не было так страшно, все это подано через призму юмора. Но не волнуйтесь, никакого разжигания и оскорбления чувств верующих — только эстетических и нравственных.

Софья Андреевна Багдасарова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее