Читаем Просто об искусстве. О чем молчат в музеях полностью

Естественно, у скульптора были завистники. Бернини еще и жил в свое удовольствие. Например, ставил пьесы и сам играл в них. Он нравился людям. И, возможно, главный конкурент в области архитектуры, мрачный гений Борромини, ненавидел его именно за это. Поэтому, когда при возведении колоколен собора святого Петра, Бернини не учел качество почвы, в результате чего возникла трещина, угрожавшая всей многовековой постройке, Борромини, исправивший этот косяк, приложил все силы, чтобы виноватым признали только выскочку Бернини. Башни были снесены. Годы после этого провала – единственный период в жизни Бернини, когда его враги могли надеяться, что он наконец-то станет скромнее.

На самом деле это был не единственный провал. В 1665 году Бернини отправился в Париж как абсолютная звезда. Он должен был завершить строительные работы в Лувре, но его архитектурный проект был отвергнут. А конная статуя Людовика XV показалась заказчику настолько неудачной, что король хотел ее уничтожить.

Бернини. Конная статуя Людовика XV (модель)

Бернини. Давид

Микеланджело. Давид


Интересная неудача. Зачем французы позвали человека, стиль которого слишком чувственный для них? Клюнули на популярный бренд? Всё в Риме говорило о Бернини. Им восхищались, его ненавидели. Но взволнованный мрамор совпадал с темпераментом итальянцев. В Риме под жарким солнцем он и воспринимался иначе. В пасмурном Париже король недоумевал, почему нельзя сделать все ровно и торжественно. Фиаско Бернини во Франции было тотальным. Привыкший быть любимым, он не обаял и не расположил к себе всех вокруг. Его злые суждения обо всем местном бодро перекручивали и передавали дальше. Пространство напрягалось. Мэтру пришлось бесславно удалиться.

Злые люди говорили, что Бернини разбирался в архитектуре хуже, чем в скульптуре, но получал заказы благодаря связям и воровал идеи строительства у Борромини, подсылая к тому шпионов.

Бернини украшал Рим фонтанами. Безликое до него пространство становилось уникальным и привлекательным. Биение воды создавало ощущение богатства и праздника. Он создал стиль барокко в скульптуре, как и Караваджо, добавляя в изображения натуралистические подробности. Возможно, таким образом оба хотели оттолкнуться подальше от окружавших их в начале пути маньеристов, стать другими, новыми.

Посмотрите на Давида Микеланджело. Те же сдвинутые брови. Вздутые вены на руке – это тоже натурализм, как и у Бернини (закушенная губа перед броском). Не бывает ли у вас ощущения, что значительная часть различий между стилями придумана гуманитариями, чтобы оправдать своё существование?

Небарочное барокко

К каким векам вы отнесли бы эти картины? Нет ли ощущения, что «Притча о потерянной драхме» могла бы быть написана и в XIX веке – с его любовью к быту? «Явление духа Самуила» вполне мог исполнить Гойя. А Артемизия похожа на флорентийцев Кватроченто (XV век).

Фетти. Притча о потерянной драхме (1618)

У Фетти нет другой столь же завораживающей, приятной глазу картины. Возможно, все дело в сочетании мягкости контуров и той легкости восприятия, которая возникает, когда мы расслабляемся, чувствуя, что нам не позируют. Помните анекдот о том, что подсматривать – рубль, а подсматривать за тем, кто подсматривает – десять? Девушка наклонилась, разыскивая монету на полу в темной комнате. От света, который при таком контрасте воспринимается как огонь, уютно и тепло. Если автор не поместил бы в левой половине тень от светильника и опрокинутый табурет, композиция зашаталась бы. Ничто не изображено настолько ярко или резко, чтобы отвлекать от главного выразительного элемента – тени на стене, похожей на хищную птицу.

Фетти. Притча о потерянной драхме (1618)


Похоже ли это произведение на описание, данное нами стилю барокко? Нет, абсолютно. К какому стилю оно относится? К барокко. Чувствуете, на что я намекаю? Художник не думал, проснувшись, скажем 3 марта 1618 года: «Я художник эпохи барокко, напишу что-нибудь пафосное, чувственное, с натурализмом, резкой светотеневой моделировкой и диагональной композицией». Выполняя заказ, он имел в виду тех, кто в фаворе, и тех, кто работает рядом. Разумеется, опираясь на свой вкус и мастерство.

Заметим, что мастерство и вкус – это язык, на котором говорит художник. Их сложно обойти. Можно ошибиться, экспериментируя, или знатно регрессировать, как поздний Гелий Коржев. Но это скорее исключения из правил. Ну а самое плохое – это, конечно, вымученность. Бе.

Хрестоматийные представления о стиле следует знать и уметь ими оперировать, если вы хотите говорить на одном языке с образованными людьми. При этом стоит помнить, что определения существуют только в области теории, для нашего удобства, и можно позволить себе чистый чувственный опыт созерцания, отбросив их.

Сальватор Роза. Явление Саулу тени Самуила (1668)

Перейти на страницу:

Все книги серии Искусство с блогерами

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга
Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга

В этой книге нет больших литературоведческих анализов. Да и какой в них смысл после трудов Бахтина, Лотмана, Дунаева и Набокова? Перед вами история о том, как литература переплетается с жизнью обычного человека и как в ней можно найти ответы на все важные вопросы – стоит лишь подобрать правильный момент для чтения, увидеть и услышать подсказки, которые спрятали писатели в страницах своих трудов.Автор этой книги, филолог, журналист и блогер Николай Жаринов, рассказывает о книгах, которые сопровождали его на протяжении самых значимых и переломных событий в жизни. Мы видим, как с возрастом меняется отношение к «Преступлению и наказанию» Достоевского, почему книги Кинга становятся лучшими друзьями подростков, и как Бунину удавалось превращать пошлые истории в подлинное искусство.Это исповедь, от начала и до конца субъективная, личная, не претендующая на истину. Спорьте, не соглашайтесь, критикуйте – ничто не возбраняется. Ведь по-настоящему литературу можно понять, только проживя ее через собственные эмоции.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Николай Евгеньевич Жаринов

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Апокалипсис в искусстве. Путешествие к Армагеддону
Апокалипсис в искусстве. Путешествие к Армагеддону

Книга «Апокалипсис», или «Откровение Иоанна Богослова», – самая загадочная и сложная часть Нового Завета. Эта книга состоит из видений и пророчеств, она наполнена чудищами и катастрофами.Богословы, историки и филологи написали множество томов с ее толкованиями и комментариями. А искусствоведы говорят, что «Откровение» уникально в том, что это «единственная книга Библии, в которой проиллюстрирована каждая строчка или хотя бы абзац». Произведения, которые сопровождают каждую страницу, создавались с III века до начала XX века художниками всех главных христианских конфессий. И действительно проиллюстрировали каждый абзац.Это издание включает в себя полный текст «Апокалипсиса» по главам с комментариями Софьи Багдасаровой, а также более 200 шедевров мировой живописи, которые его иллюстрируют. Автор расскажет, что изображено на картинке или рисунке, на что стоит обратить внимание – теперь одна из самых таинственных и мистических книг стала ближе.Итак, давайте отправимся на экскурсию в музей христианского Апокалипсиса!

Софья Андреевна Багдасарова

Прочее / Религия, религиозная литература / Изобразительное искусство, фотография
Омерзительное искусство
Омерзительное искусство

Омерзительное искусство — это новый взгляд на классическое мировое искусство, покорившее весь мир.Софья Багдасарова — нетривиальный персонаж в мире искусства, а также обладатель премии «Лучший ЖЖ блог» 2017 года.Знаменитые сюжеты мифологии, рассказанные с такими подробностями, что поневоле все время хватаешься за сердце и Уголовный кодекс! Да, в детстве мы такого про героев и богов точно не читали… Людоеды, сексуальные фетишисты и убийцы: оказывается, именно они — персонажи шедевров, наполняющих залы музеев мира. После этой книги вы начнете смотреть на живопись совершенно по-новому, везде видеть скрытые истории и тайные мотивы.А чтобы не было так страшно, все это подано через призму юмора. Но не волнуйтесь, никакого разжигания и оскорбления чувств верующих — только эстетических и нравственных.

Софья Андреевна Багдасарова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее