Читаем Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места полностью

Для завсегдатаев автовокзала и людей, которые приходят сюда за покупками, опыт прослушивания музыки всегда сопровождается физическим движением: либо прочь от звука, либо в его направлении в качестве реакции на его репрезентационное значение. Как отмечает Хэнкинс, мигранты конструируют пространство и его социальность, когда движутся в направлении определенных звуков или прочь от них, собираются вместе или что-то покупают в определенных местах и не делают это в других точках. Самое главное, утверждает Хэнкинс, что именно благодаря этим звуковым репрезентациям и «звуковому пейзажу покупатели и посетители автовокзала фактически перемещаются во времени и пространстве в другую часть таханы, чтобы реализовать собственные культурные особенности» (Hankins 2013: 298). Все это выглядит так, будто своими телодвижениями люди создают врéменную транслокальность, которая может быть преходящей или постоянной в зависимости от стабильности социальных отношений, устойчивости культурной группы и прочности их транснациональных сетей.

Звук в этом контексте способен не только воздействовать на людей и приводить в движение их тела, но и изменять их сознание, указывает Хэнкинс. Этот анализ аффективной и телесной силы музыки в создании нового типа пространства, которое обеспечивает этническую солидарность и в то же время используется для выражения ощущения израильской идентичности, добавляет еще один аспект к концептуальному осмыслению феномена транслокального пространства. Подобно тому как музыкальное соревнование сальсы и кумбии на рынке на Мур-стрит вносит свою лепту в конструирование латиноамериканской идентичности, звуковая этнография, описанная Хэнкинс, дает детализированное объяснение того, как музыка может притягивать и отталкивать слушателей и задавать контуры их перемещений.


Тахана Мерказит как транслокальное пространство

Главный автовокзал Тель-Авива является для многих его посетителей транснациональным социальным и когнитивным полем, а заодно выступает в качестве транслокального пространства, которое одновременно воплощает различные культурные пространства для множества людей, проводящих время в этом месте. Однако окончательное суждение о том, является ли автовокзал транслокальным пространством, зависит от восприятия и опыта, а также от воплощенных практик тех, кто здесь обитает и работает. Хэнкинс в своем анализе звуковой среды представляет этнографические свидетельства наличия еще одной важной нити, которая одновременно привязывает людей и к израильскому контексту, и к тем многочисленным местам, откуда они приехали. Понимание роли, которую играет музыка в создании транслокального пространства, дополняет выводы, сделанные в исследовании рынка на Мур-стрит, о том, что еда, язык, материальная культура и социальные отношения имеют решающее значение для производства такого типа пространства. Данные, полученные в ходе исследования автовокзала Тель-Авива, демонстрируют, что громкие звуки сальсы и кумбии на рынке на Мур-стрит также выступают одним из аспектов формирования солидарности латиноамериканских мигрантов.

С другой стороны, случай рынка на Мур-стрит подчеркивает, что телесные перемещения посетителей включены в транслокальность этого места. Хэнкинс также считает, что движения людей являются одной из составляющих витальности главного автовокзала Тель-Авива, уделяя особое внимание тому, как музыка воздействует на маршруты перемещений и местá, где собираются люди. Спонтанно возникающие группы представителей израильских меньшинств и неграждан, а также израильтян, не принадлежащих к меньшинствам, играют важную роль в производстве транслокальности, поскольку они преодолевают этнические, языковые и «паспортные» барьеры. Вопросы о том, помогают ли завсегдатаи автовокзала друг другу в поиске работы, оказывают ли они взаимную поддержку в части финансов и других социальных и экономических ресурсов, остаются без ответа. Роль торговцев в организации этих процессов, в особенности при помощи музыки, продажи предметов, обладающих культурной спецификой, и других символических практик, представляется очевидной. Однако непонятно, включены ли торговцы, работающие на автовокзале (на «сером рынке» или в постоянных точках), в сетевые социальные связи, которые осуществляют сбор и распределение агентов (Hankins 2013). Играют ли отношения между торговцами и покупателями некую роль в социальной солидарности работников и покупателей на вокзале, сопоставимую с тем, как такие же отношения укрепляют социальные связи и транснациональные сети на рынке на Мур-стрит? Для ответа на этот вопрос необходимо дальнейшее исследование.

Выводы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука