Пространство Откровения

Она переговорила со своим браслетом. Осколок, извлеченный из тела Хоури, доставил ей уйму хлопот. Удалось худо-бедно определить химический состав и рисунок напряжений, и она попросила корабль сравнить осколок с другими материалами, сведения о которых хранились в банках памяти. Версия насчет того, что это дело рук Манукяна, казалась правдоподобной, — вещество явно было произведено не на Окраине Неба.

Корабль все еще вел поиск, зарываясь в глубины своей памяти. Теперь он изучал технологическую информацию двухсотлетней давности. Абсурдно лезть в такие дебри времени… С другой стороны, какой смысл останавливаться на полпути?

Через несколько часов корабль дойдет до момента основания колонии на Йеллоустоне, то есть доберется до немногих материалов, оставшихся от эпохи Американо. И тогда можно будет сказать Хоури, что поиск был очень тщательным, пусть и не дал результатов.

Вольева вошла в рубку. Одна.

Гигантский зал был темен, если не считать слабого сияния, исходившего от сферического дисплея, на котором застыла двойная звезда Дельта Павлина — Гадес. Никого из команды в рубке не было — во всяком случае, из оставшихся в живых, подумала она. Не было и мертвых, которых в прежние времена неоднократно вызывали из архивных хранилищ, чтобы использовать их познания в языках, на которых теперь уже ни кто не говорит. Одиночество вполне устраивало Вольеву. Меньше всего хотелось бы сейчас встретиться с Садзаки, да и присутствие Хегази не было желательным. Даже с Хоури говорить не хотелось. Слишком много вопросов возникало при общении со стажером, а сейчас хватало других забот.

По крайней мере, несколько минут Илиа сможет побыть в своей родной стихии — одиночестве. И как бы глупо это ни казалось, забыть обо всем, что угрожает превратить порядок в хаос.

Если на то пошло, самая приятная компания для Илиа — это вооружение корабля.

Переделанный «Лореан» перешел на более низкую орбиту, не спровоцировав Цербер на ответные действия, хотя и оказался всего в десяти тысячах километров от планеты. Вольева называла этот большой конический объект «Плацдармом», ведь таково и было его предназначение. Это было оружие Вольевой и только Вольевой, поэтому никто другой ему имен не давал. Конус имел четыре тысячи метров в длину — почти столько же, сколько «Ностальгия по бесконечности», которая, можно сказать, являлась его матерью. Он был пустотелым. Даже стены походили на соты — в полостях хранились запасы боевых кибервирусов, по своей структуре наиболее близких к тому агенту, который будет применен для лечения капитана. Более крупное оружие, как лучевое, так и метательное, пряталось в специальных капонирах. Вся эта конструкция прикрывалась слоем гипералмаза в несколько метров толщиной, который должен был разрушиться при столкновении с планетой. Ожидалось, что ударная волна распространится по всей протяженности «Плацдарма», оболочка из пьезоэлектрического кристалла постепенно поглотит ее энергию и направит ее в системы вооружения. Скорость «Плацдарма» при ударе будет незначительной, меньше километра в секунду, поскольку он должен резко затормозить, прежде чем воткнется в кору. А сама кора перед столкновением размягчится — кроме собственных фронтальных орудий «Плацдарма», ее обстреляют и орудия из тайного склада.

Она связалась с «Плацдармом» через браслет. Нельзя сказать, что разговор получился содержательным. «Личность» этого оружия была крайне примитивной. Да и чего можно ожидать от «мозга» возрастом в несколько дней? В некотором смысле это было даже хорошо: куриные мозги не начнут выдумывать идеи, совершенно лишние для корабля-камикадзе. «Плацдарму» отведен очень короткий век, и вряд ли будет польза, если он начнет анализировать свои ощущения.

Пляшущие по сфере цифры доложили ей об общей готовности «Плацдарма». Пришлось доверять системе, суммировавшей все показатели, — досконально изучить свое детище Вольева не успела. Она просто изложила собственные представления о конструкции оружия, но основная работа по проектированию была проделана автономной программой, которая не стала беспокоить Вольеву донесениями о технических проблемах, возникавших по ходу дела, и способах их решения. Так большинство матерей, производя на свет ребенка, не знают, как у него расположены артерии и нервы, не разбираются в биохимии и метаболизме.

Но редкое дитя, уже осознающее себя, обрекается беспощадной матерью на раннюю смерть.

Чирикнул браслет. Вольева глянула на дисплей, ожидая сообщения о какой-нибудь технической неполадке, — на борту «Плацдарма» все еще работали ремонтные системы.

Но это вышла на связь «Ностальгия по бесконечности» — ей удалось идентифицировать анализируемый фрагмент. Пришлось обратиться к технической документации двухсотлетней давности, и теперь сходство с имеющимся образцом не вызывает сомнений. И, кроме рисунка напряжений, которым материал подвергся явно гораздо позже, чем появился на свет, все параметры совпадают, расхождения не превышают допустимой погрешности.

Вольева все еще сидела в рубке, о чем и сказала кораблю.

— Выведи на дисплей, — велела она.