– Что-то она возьмет с собой. Все остальное отправится на аукцион, в комиссионку, на свалку. Так вот, дом она хочет продать, а вырученные деньги отдать мне.
– Какая щедрость. Ты ее единственный племянник?
– Да, она сказала, что это все равно когда-нибудь будет моим, так что почему бы не сейчас. Чтобы мы с Гретхен пришли к какому-то финансовому соглашению.
Раздался громкий треск веток, сквозь деревья прорвалась собака и устремилась к ним. Это был крупный мускулистый сеттер, коричневый и блестящий, как каштан.
– Какой красавец, – сказал Говард, когда он подпрыгнул и положил передние лапы ему на грудь, оставив на твидовом пиджаке грязные отпечатки.
Он погладил его по голове и потрепал за уши, а потом мягко от него освободился. Пес резко развернулся и опять нырнул в лес.
Говард засмеялся и отряхнулся.
– Мне не нравится, что Гретхен живет в этой квартире. Я сам там не был, но если верить Маргарет, это какая-то конура.
– Уютным это место точно не назовешь.
– Ну вот, такая моя хорошая новость. Для всех хорошая. У Гретхен будет приличное жилье, и мне не придется уезжать с Бердетт-роуд.
– Какая тетя Эди предусмотрительная, – сказала Джин, избегая его взгляда.
Он уловил отсутствие тепла в ее голосе, повернулся к ней, положил руки ей на плечи и стал вглядываться в ее несчастное лицо.
– Что случилось? Я тебя чем-то расстроил?
– Ну что ты. – Джин попыталась засмеяться, но вышел какой-то всхлип, который пришлось срочно проглотить. – Ты не спросил, какие новости у меня.
– Боже мой, прости. – Он притянул ее к себе и крепко обнял; она чувствовала, как ее ухо прижимается к его уху. – Что-то с матерью?
– Нет, это ни при чем. – Она глубоко вдохнула. Деваться некуда. – В среду я виделась с Гретхен. Она хочет к тебе вернуться. Она поняла, что совершила ужасную ошибку.
Джин попробовала немного высвободиться, но Говард держал ее по-прежнему крепко.
– Она так сказала?
– Да, и еще кучу всего. Она была безутешна – умоляла убедить тебя взять ее обратно. Можешь себе представить, каково было мне.
– Ох, Джин, прости. Не знаю, что и сказать.
– Что тут скажешь. Довольно щекотливая ситуация, да? – Она изо всех сил старалась говорить бодрым голосом.
– А я думал, что Марта – любовь всей жизни. Что произошло?
– Как видно, все оказалось не таким безмятежным, как она воображала. И не стоило того, чтобы потерять Маргарет.
– А, так это Маргарет ей не хватает. А не семьи.
Теперь они расцепили объятья и опять зашагали, между их болтающимися руками было небольшое расстояние – дюймов шесть. Для Джин это была целая пропасть, но ей не хватало храбрости ее преодолеть. Пусть сам подойдет, если захочет.
– Она хочет, чтобы вы снова стали семьей, – сказала Джин. – Хочет быть “хорошей женой” – ее слова.
Отстаивать интересы Гретхен было физически больно, но Джин была полна решимости ничего не утаивать и не поворачивать в свою пользу.
– Но как это возможно? – вспыхнул Говард. – Мы оба знаем, что это против ее природы.
– Это пусть она сама объясняет. Вряд ли ты ждешь, что я…
– Похоже, мне придется с ней увидеться.
– Да.
– Черт… Как все запутано.
Он в отчаянии хлопал себя по карманам, пока Джин не пришла ему на помощь и не предложила сигарету. Он так лихорадочно затягивался, как будто предпочел бы курить, а не дышать. Джин чувствовала, что он страдает, оказавшись в ситуации, где он будет вынужден кого-то разочаровать.
До этого разговора она втайне надеялась, что он без колебаний отвергнет мольбы Гретхен и провозгласит Джин своей единственной любовью, но это были фантазии. Говард меньше всех был склонен к театральности. Он совершит правильный, трезвый и великодушный поступок. Но все равно, из-за того, что он даже не попытался ее утешить, дух ее ослабел.
Они шли молча, их мысли бежали рядом по разным дорожкам. Если он даст ей хоть какое-то утешение, за которое можно уцепиться, она справится, она это знала.
– Да, Гретхен сказала, что ей можно звонить только по средам и пятницам, когда Марта на работе, – вспомнила Джин.
– Боже правый! Не понимаю, почему я должен идти на все эти ухищрения ради того, чтобы просто поговорить с собственной женой!
Говард выкинул окурок в кусты, передумал и пошел его подбирать. Он не мог поступить неправильно даже в момент отчаяния.
– Смотря что ты решишь. Если ты намерен принять ее обратно и попробовать, не имеет особого значения, расстроишь ли ты Марту.
Он удивленно обернулся к ней.
– По-твоему, я должен это сделать?
– Какая разница, что по-моему, – ответила она, показав больше возмущения, чем собиралась. – Ко мне это не имеет никакого отношения!
– Но это и тебя касается. И мне важно твое мнение. Я не хочу никому причинить боль.
– Я не твоя совесть, – сказала она, повысив голос. – Ты хочешь, чтобы я дала тебе разрешение разбить мне сердце и вернуться к Гретхен? Не получишь. Или, может, ты хочешь, чтобы я умоляла тебя отшвырнуть их с Маргарет ради меня? Этого тоже не будет.
Она еще никогда с ним так гневно не разговаривала, да и ни с кем не разговаривала. Она даже запыхалась. Ее лицо горело.