Простые радости

Джин никогда так о себе не думала; наоборот, она иногда ловила себя на высокомерном неодобрении, и ей было стыдно. Говард не сомневался в ее доброте, и ей еще больше захотелось оправдать его доверие и быть терпимым человеком широких взглядов, какой он ее считает. Я его люблю, с изумлением подумала она. Я никогда не собиралась, но теперь я его люблю. Она испытала облегчение от того, что призналась себе в этом и приняла как данность, которую нельзя отринуть или изменить, это было как сбросить цепи.

– Вот спасибо. Как приятно, что вы это сказали, – произнесла она, и голос ее не дрогнул.

Казалось, невозможно было не заметить это превращение, но он лишь коротко улыбнулся и стал смотреть на дорогу, как и положено здравомыслящему мужчине.

Пригороды остались позади, и теперь они ехали по сельскому Кенту – вытоптанные дорожки и живые изгороди, переплетенные с жимолостью и ежевикой, кишащие бабочками. В Шорхэме речка бежала прямо через деревню. Орава ребятишек с голыми ногами бродила в воде с банками и сетями; они, как по команде, обернулись и, когда машина ехала по мосту, смотрели ей вслед с привычной враждебностью туземцев.

Дом стоял на краю деревни посреди обширного запущенного сада, состоящего из некошеной лужайки, фруктовых деревьев и клумб, беспорядочно заросших полевыми цветами. За деревьями в траве был выстрижен самодельный деревенский теннисный корт. Тетя Эди полулежала на деревянном шезлонге, укутанная, невзирая на марево, стоявшее в воздухе от нестерпимого зноя, в шали. Она пила сидр из бутылки и читала роман Дэшила Хэммета. Было трудно понять, как она выглядит на самом деле, потому что лица ее было почти не видно: кроме желтого козырька от солнца, на ней были современные кошачьи темные очки поверх обычных, а на носу красовался большой кусок пластыря. У ее ног лежал престарелый спаниель, который при виде посетителей встряхнулся, старательно гавкнул несколько раз в их сторону и вновь обмяк рядом с хозяйкой.

– Привет, тетя, – сказал Говард и наклонился поцеловать ее в напудренную щеку. – Это Джин. – Этим объяснение, почему Джин заменила его жену и дочь, ограничилось, а тете Эди, похоже, другого было и не нужно.

– Полагаю, вы хотите пить. Возьмите себе сидра – ты знаешь, где он, – сказала она, махнув рукой в сторону открытой задней двери.

Пока Говард ходил за напитками, Джин расстелила на кочковатой траве шерстяное одеяло и села по-турецки, ожидая допроса, но ее хозяйка была безмятежно нелюбопытна. Джин была рада, что Гретхен дала ей шляпу, потому что там, где они сидели, совсем не было тени, а от деревьев с их нижними ветками почти до земли не было никакого толка. А еще шляпа могла служить прикрытием, если ее недавний всплеск чувств был написан у нее на лице.

– Мне нравится ваш наряд, – отложив книгу, сказала тетя Эди и вгляделась в Джин поверх двух пар очков. – Очень практично. Я никогда не носила брюки. Как вы думаете, сейчас слишком поздно начинать?

– Вовсе нет, – ответила Джин. – В брюках вы будете выглядеть очень элегантно.

– Надо полагать, в них удобно ездить на велосипеде.

– Неужели ты опять носишься по деревне на велосипеде? – сказал Говард, вернувшийся с двумя бутылками сидра и заставший конец этого обмена репликами. – Я думал, после аварии ты от него избавишься.

Рука тети Эди рассеянно коснулась заклеенного носа.

– Признаться, я действительно немного напугалась. Но решила, что не смогу совсем без него обходиться. На нем так удобно ездить, например, в библиотеку.

– Тетя Эди столкнулась с водопойным корытом, – объяснил Говард. – Очевидно, по вине корыта.

Она шлепнула его Дэшилом Хэмметом, и он рассмеялся.

– Вот бы моя мать была такая же бесстрашная, как вы, – сказала Джин.

Она сделала длинный глоток из бутылки и задохнулась, потому что напиток обжег ей горло. Он был крепкий и огненный – совсем не такой, как сидр, который она пила раньше.

– Боюсь, моя тетя – единственная в своем роде, – сказал Говард. – Сравнения напрасны.

– А где же восхитительные создания? – спросила Эди, наконец отметив изменения в составе гостей.

– Маргарет с утра прихворнула, и Гретхен осталась с ней. Обе шлют тебе свою любовь.

– У меня есть кое-что для них. Напомни мне перед отъездом. Я произвожу чистку.

– О боже, – сказал Говард, на которого в прошлом явно изливалась подобная щедрость.

– Что ж, в один прекрасный день тебе придется с этим разбираться, – сказала его тетя. – Я всего лишь пытаюсь заранее отобрать все лишнее.

– Ты, несомненно, всех нас переживешь.

– Нет, – ответила она коротко. – Неужели ты считаешь, что я собираюсь превратиться в древнюю каргу со щетинистым подбородком? Ошибаешься. У меня в спальне есть заряженный пистолет. Где именно – не скажу, чтобы ты не пытался его у меня забрать. Но когда придет время, я им воспользуюсь.

– Ты наверняка промахнешься и подстрелишь разносчика газет или еще кого-нибудь, – мягко сказал Говард.