Она оставила Рою Дрейку телефон их отеля в Лаймингтоне на случай, если что-то выяснится с пересадкой кожи, и он обещал незамедлительно сообщать ей любые новости. Доктор Ллойд-Джонс сказал, что в ее отсутствие вряд ли что-нибудь произойдет. Повязки у Матери А и Дочери будут сняты не ранее их возвращения из Леса Дина. На получение окончательного результата, вероятно, уйдет несколько недель. И все же Джин садилась в поезд на вокзале Ватерлоо неохотно, что совсем не соответствовало праздничному настроению, которое она пыталась внушить матери. А когда локомотив рванул вперед, она так тяжко вздохнула, что мать встревоженно взглянула на нее и спросила, не стало ли ей плохо.
– Нет-нет. Просто, как обычно, волнуюсь, не забыла ли чего, – сказала она.
– Поездка пойдет тебе на пользу. Ты слишком много работаешь в своей конторе. Вечно мотаешься туда-сюда.
Джин воздержалась от замечания, что без ее жалованья – следствия всех этих “мотаний” – никакой поездки бы не было. Она молча спряталась за свой блокнот и стала просматривать записи первых интервью с Гретхен, Говардом, Элис и Мартой, план лечебницы Святой Цецилии и собственные беглые заметки, сделанные с тех пор. Одна страница была разделена на две колонки, озаглавленные “Непорочное зачатие +/-:”
Сидящая напротив мать вязала очередную кружевную салфетку, и кружок цвета овсянки бойко крутился в ее руках, как глина на гончарном круге, и рос. У них дома их десятки, нитяные лужицы под каждой вазой, лампой и статуэткой, и вдобавок ими набит целый буфетный ящик.
Джин наблюдала за матерью, а та поглядывала на нее и тут же опускала глаза, в очках отражался свет и превращал их в слепящие зеркала, и вдруг Джин с ужасом поняла, что понятия не имеет, какого цвета глаза у ее матери. Наверняка когда-то знала, но уже много лет – если не десятилетия – они не смотрели друг другу в глаза по-настоящему.
Каждая видела, как другая переживает свои трагедии и разочарования, но Джин знала, что обсуждать их стыдно, что это проявление слабости, и поэтому разговоры матери и дочери всегда скользили по поверхности. Иногда Джин казалось, что они плывут по течению в опасно перегруженной лодке, и если только поднимутся волны, она тут же перевернется.
Мать отложила вязание, сняла очки для чтения и усиленно заморгала, чтобы переключить зрение на проносящийся за окном суррейский пейзаж: опрятные фермы, ухоженные изгороди и комковатая земля свежевспаханных полей.
Серые, с удивлением подумала Джин. Они серые.