Простые радости

Она так точно, почти жестоко изобразила низкий голос и интеллигентный выговор Марты, что стало жутковато.

– Ох, Маргарет, не знаю, что и сказать. Как тебе помочь?

Девочка отчаянно заморгала, пытаясь сдержать горячие слезы, которые уже щипали глаза.

– Я хочу, чтобы все просто вернулось, как было, – выпалила она. – С папой. Раньше было лучше.

Джин осторожно положила руку ей на плечи и, не встретив сопротивления, сжала всхлипывающую девочку в объятиях. Она чувствовала под шерстяной кофтой хрупкие, птичьи косточки ее спины.

– Не надо плакать, – сказала она умоляюще, зная, что не в ее силах принести настоящее утешение. – Все будет хорошо.

Но кто она такая, чтобы давать такие обещания? Она чувствовала их пустоту, хотя сама она как раз выиграла от того, что брак супругов Тилбери распался.

В конце концов Маргарет выплакала все слезы и согласилась промокнуть свое пылающее лицо прохладной салфеткой. От потока чувств и влаги окна в кухне запотели.

– Господи боже, – сказала Джин, – если так дальше пойдет, придется построить Джемайме плот.

Маргарет уже пришла в себя и смогла захихикать между всхлипами и шмыганьем.

– Ты кому-нибудь сказала, куда едешь?

– Нет. Я просто тихонечко ушла.

Джин представила себе, как Гретхен, обнаружив пропажу, лихорадочно прочесывает улицы. В какой-то момент надо будет позвонить ей и успокоить, но вообще-то поделом ей, пусть поймет, какую цену она платит за свое освобождение.

В результате она позвонила Говарду и предоставила этот другой, более сложный звонок ему. Маргарет была непреклонна: она хочет домой, на Бердетт-роуд. Решили, что Говард за ней заедет после работы; воскресенье и так его день. Обо всем остальном надо будет договариваться с Гретхен.

Маргарет больше всего волновалась за Джемайму.

– А где она сегодня будет спать? Клетку я не смогла с собой взять.

Говард пообещал принести домой из магазина крепкую картонную коробку; за вечер он соорудит крольчихе какое-нибудь временное безопасное жилье. Маргарет вертелась рядом и поминутно вставляла реплики, так что Джин не могла говорить открыто, и мучительные паузы в разговоре были полны невысказанных сожалений о планах, от которых пришлось отказаться.

Джин заметила, что Маргарет начинает дрожать в мокрой одежде, и предложила ей горячую ванну – ту самую, которую собиралась принять сама, но которая теперь ей не понадобится. Она наполнила ее немножко больше, чем на скупые три дюйма, которые обычно себе позволяла, и выудила из сушильного шкафа еще одно старенькое полотенце. Только в такие моменты, когда она видела свои пожитки глазами другого – пусть даже глазами расположенного к ней десятилетнего ребенка, – ей становилось стыдно за их обветшалость. Вокруг горла и носика крана корка известкового налета, а к сливному отверстию по эмали протянулся зеленый потек. Древний линолеум, хоть и чистый, весь в трещинах и буграх.

– Прости, у меня, наверное, не такая красивая ванна, как у вас дома, – сказала Джин.

Прожив там всю неделю, это она знала наверняка.

– Ничего страшного, – доброжелательно сказала Маргарет, стягивая свитер. – Получше, чем на Луна-стрит.

Джин оставила ее раздеваться и вернулась на кухню, где закрыла Джемайму с блюдцем резаной соломы из набора для побега. Она отмыла от молока кастрюльку, отрезала себе кусок пирога – остальное пусть заберет Говард, когда появится – и уселась за стол, бессмысленно уставившись на кроссворд в субботней газете и размышляя о последних событиях.

Если Маргарет переедет домой насовсем, ночевки у Говарда прекратятся еще до того, как мать выпишут из больницы, а потом ситуация еще усугубится. Как все запуталось.

Ее размышления прервал крик сверху. Джин взлетела по ступенькам, сердце встревоженно колотилось. Маргарет уже разделась и стояла посреди окутанной паром ванной в одних белых панталонах. Она изогнулась, пытаясь увидеть в зеркале спину. Прямо над резинкой виднелся розовый квадратик содранной кожи размером с почтовую марку.

– Я старалась ее не намочить, но она просто отвалилась, – сказала она и протянула Джин полотенце с пятнышком студенистой омертвевшей кожи – бренные останки пересаженной и отторгнутой кожи Гретхен.

Не выливайте скисшее молоко

Если помыть скисшим молоком линолеум или другое покрытие, все будет блестеть ярче, чем от воды. Скисшее молоко послужит хорошим отбеливателем для тканей, потерявших белизну. Намочите изделия водой, отожмите, положите в тазик и залейте скисшим молоком. Оставьте на 48 часов. Тщательно прополощите – и изделия станут белоснежными.

30