– Я бы попросила Маргарет принести его в субботу, но оно слишком громоздкое.
– Конечно. Загляну сегодня после работы и заберу.
– Спасибо. Здесь в подвале бывает очень холодно.
Позже, вспомнив этот диалог, Джин пережила минуту настоящей паники. Неужели Гретхен могла не заметить ее неожиданно близкое знакомство с обстановкой спальни? Или ловушка была расставлена намеренно, а Джин в нее уверенно ступила? В вопросах двуличия она была новичком; если она хочет пережить предстоящую встречу и не выдать себя, ей придется быть начеку.
Недостающий кусок цветного стекла в парадной двери на Луна-стрит так и не заменили, и к нему добавился еще один свежий пролом, тоже закрытый фанерой. В общем коридоре стояли велосипед и коляска для близнецов и сушился открытый зонт. Бугры верхней одежды на вешалке почти закупорили проход. С трудом продвигаясь вперед, Джин решила не снимать пальто. Было похоже, что, если добавить еще одну вещь, слетит со стены вся конструкция. К тому же было ужасно холодно.
Гретхен ждала ее в дверях квартиры, одетая в шерстяные брюки, толстые носки, фуфайку и щетинистый сотканный вручную жилет-накидку, на вид как два коврика, сшитых в районе плеча. Некогда блестящие волосы были сальные, под глазами темные круги. Если это эмансипация, Гретхен она не к лицу.
Они неуклюже обнялись поверх стеганого покрывала, которое Джин несла, свернув и перевязав бечевкой. В теплых объятиях Гретхен вся неловкость была позабыта.
– Проходите, проходите, – пригласила она. – Я так рада вас видеть. Я приготовила шпицбубены. Помните их?
– Конечно, – рассмеялась Джин. – Это не так давно было.
– А кажется, что давно, – сказала Гретхен, погрустнев. Но взбодрилась, вновь обретя покрывало, которое аккуратно развязала, тут же смотав бечевку в опрятный клубок. – Спасибо, что принесли. Тут зверски холодно. Мы можем завернуться в него на кушетке.
Даже под присмотром Гретхен студия не очень изменилась. Здесь по-прежнему преобладали мольберт, холсты, альбомы для рисования, краски, тряпки, банки и разнообразные предметы, которые, возможно, окажутся на одном из полотен Марты. В углу рядом с кушеткой и журнальным столиком – в жилом пространстве – находился сверток пожитков Маргарет; границы ее территории, с возмущением подумала Джин.
– Вид у вас шикарный, – заметила Гретхен, когда Джин решилась снять пальто.
На ней было то самое темно-синее платье, надетое в качестве дружеского жеста, подходящая по цвету кофта, а на шее красный шелковый шарф. Джин не могла ответить Гретхен тем же, не погрешив против искренности, поэтому показала на жилет и спросила:
– Интересная вещь. Вы ее сами сшили?
– Нет-нет, это Марты. У нее когда-то был ткацкий станок, но потом его пришлось продать. Она в нем рисует, удобно – руки свободны. Он на вид ужасный, но теплый и хороший, поэтому я его одолжила. Я оставила дома столько своих вещей.
Перед словом “дом” была легчайшая заминка.
– Может быть, вам как-нибудь заехать и забрать их? Я уверена, что Говард не станет возражать. Они ему ни к чему.
– Ну… – Гретхен помотала головой. – Давайте выпьем чаю.
Она пошла в кухню, и поверх нарастающего визга чайника Джин слышала, как она чем-то гремит. Когда она вернулась с двумя массивными керамическими кружками и тарелкой шпицбубенов на подносе, Джин впервые обратила внимание на то, что двигается она как-то скованно и что ее запястья перемотаны такими же кожаными ремешками, как у Марты.
– Вы здоровы? – спросила она и вскочила помочь. – Вам, кажется, больно.
– У меня побаливают суставы, – призналась Гретхен, медленно вертя ладонями. – А почему – не знаю. Может быть, из-за холода. – Она показала на участок зеленых обоев под мрамор, который пузырился от влаги.
– Неужели нет никакого способа обогреться? Парафиновый обогреватель или еще что-нибудь…
– У нас есть электрический камин, но днем слишком дорого им пользоваться. Мы его включаем вечером на часок, но здесь столько щелей и сквозняков, что тепло вылетает прямо в окна.
Они сидели на кушетке, укутав ноги покрывалом и грея руки о чашки с чаем, и было почти уютно.
– Вам не хватает денег? Я уверена, что Говард этого не хотел бы.
– Он и так каждую неделю посылает мне почтовый перевод. Но Марта не любит принимать от него деньги. Она хочет сама меня содержать.
Джин огляделась. Похоже, до появления Гретхен Марта с трудом содержала себя саму.
– Она столько работает. Она и по вечерам начала работать, преподает рисование с натуры в церкви в Баттерси, но из-за этого ей еще труднее писать – устает и болят руки. Я бы хотела заняться шитьем, чтобы ей помочь, но здесь нет места для всех моих вещей.
– Может, вам удастся подыскать что-нибудь попросторнее?
– Не знаю. – Она передала Джин печенье. – Правда, вкусные? Я еще не разучилась готовить!
– Наверное, – сказала Джин, – нам следует поговорить про “Эхо” и про публикацию. Доктор Ллойд-Джонс сказал, что пересадка кожи вас расстроила. Неожиданный удар.