Простые вещи

– Я не очень внимательна, ты же знаешь. Но в ее возрасте, наверное, естественно влюбляться. Тем более в мужчин старше себя.

– Ну-ну, – усмехнулся мой друг.

Мы дошли до прихожей, и Петер уселся на скамейку, которую поставили здесь когда-то специально для деда. Тому требовалось немного передохнуть после покорения лестницы. Взгляд скользнул по его трости, которую я никак не решалась убрать.

– Садись, – пригласил меня маг. – Дай мне побыть с тобой еще минут пять.

Я послушно уселась рядом.

Когда довольно долго знаешь человека, то некоторые вещи про него понимаешь инстинктивно. Так и сейчас, несмотря на легкий тон Петера, я почти физически чувствовала его напряжение и злость – не яркий гнев, а тупое, выматывающее раздражение.

– Как прошло свидание?

– Неплохо, – осторожно призналась я.

– Неплохо… – повторил Петер медленно. – Знаешь, о вас двоих ходили слухи. Ничего такого, но все отчего-то были уверены, что Мартин Шефнер вот-вот женится на племяннице барона Гревеница. Я старался не верить глупым сплетням. Думал, что знаю, какая ты. Что ты не позволишь ему запудрить тебе мозги. А теперь ты возвращаешься со встречи с моим дядей, и я вижу, что все твои мысли заняты только им.

– Ты собираешься обвинять меня в чем-то? Дерзай, – произнесла устало. – Расскажи, как долго и преданно ты меня любил, а я в итоге не оправдала твоих надежд.

– Нет! – яростный голос Петера прозвучал слишком громко. Он сказал уже тише: – Нет. Я понимаю, ты никогда ничего не обещала мне. Это были мои иллюзии. Иллюзии о том, что когда-нибудь ты ответишь на мои чувства взаимностью. Я расстался с ними. Едва ли тебе интересно это, но мы с Мартой снова вместе.

– Даже так? – Я нахмурилась. – В этот раз все серьезно? Мне не нравится, что ты играешь с ее чувствами.

– В этот раз серьезно, – подтвердил Петер. – Полагаю, на зимние праздники я поеду к родителям Марты, чтобы просить ее руки.

– Ты любишь ее?

– Нет. Боюсь, моя одержимость тобой так и не прошла окончательно, – с кривоватой улыбкой ответил Петер. – Но она любит меня. На самом деле любит, так, как никто никогда не любил. И поскольку я сам долгое время был на ее месте, то не могу не ценить.

– Тогда зачем все это? Зачем ты вмешиваешься в то, что происходит между мной и твоим дядей?

– Потому что ты важна для меня. Потому что я твой друг и потому что я знаю своего дядю. Он может быть весьма убедителен и очарователен, когда хочет. Но также он весьма искусен в том, чтобы использовать и обманывать людей ради своих целей.

– Ты хочешь убедить меня в том, что у него только прагматичный интерес ко мне?

Петер запустил пальцы в свою густую шевелюру, будто пытаясь избавиться от головной боли.

– Не обязательно. Он на самом деле мог… заинтересоваться именно тобой. Но это делает все еще хуже.

– Для кого хуже? – устало спросила я.

– Думаешь, это пустая ревность? Ты ошибаешься. Просто я знаю, что к своим близким он может быть более жесток, чем к чужим людям. Мне было двенадцать, когда я стал жить с дядей. Сначала я радовался, что избавился от опеки других родственников, но радость была недолгой.

– Хочешь сказать, он не заботился о тебе?

– О нет, конечно же заботился. По-своему. Видишь ли, он решил, что я избалован и своеволен. И захотел меня перевоспитать. В двенадцать лет я был одержим всем, что связано с магией, а почти все артефакты в доме хранились в кабинете дяди. Это было обычное детское любопытство, ему было достаточно один раз показать их мне, объяснить, как эти магические вещички работают, и я был бы счастлив. Но дядя запретил мне заходить в его кабинет. Конечно, я пытался попасть туда разными способами. Видимо, ему это надоело. Однажды он сделал вид, что забыл закрыть кабинет, а когда я ночью проник внутрь, свеча внезапно потухла, и я остался в полной темноте. Я не мог двигаться, только дышать и моргать. Десять часов – я простоял так десять часов! Ты представляешь, что я пережил тогда? Мне было страшно, я не понимал, что происходит. Дядя Мартин освободил меня под утро. Сказал, что это был урок.

– Возможно, он не представлял, насколько это было тяжело для тебя, – неуверенно предположила я.

– Ты ошибаешься, – с горечью ответил Петер. – Дядя прекрасно понимал, как мне было плохо. Он же чертов менталист. Ему было все равно. Самое главное – воспитательный эффект.

– Тогда твой дядя, наверное, был едва ли старше, чем мы сейчас. И я тоже порой несправедлива к Ирме. С подростками бывает сложно, особенно если они появляются в твоей жизни внезапно, а ты не знаешь, как их воспитывать. Можно перегнуть палку.

– Намекаешь, что он изменился и стал мягче? Не с его работой. Скажи, тот артефакт защиты от ментальной магии, про который ты мне рассказывала, еще с тобой?

– Он был уничтожен.

– Создай новый, – мрачно посоветовал мой приятель. – Вдруг дядя и тебя захочет перевоспитать. Позаботиться, так сказать, в своем стиле.

– Не говори глупостей! – раздраженно сказала я. – Господин Шефнер не будет пытаться внушить что-то против моей воли. Сколько раз он грозился заставить меня бросить курить и…