Молодой человек начал распутывать сеть веревок, которая удерживала груз в кузове. Женщина осталась на тротуаре наблюдать за ним. Младенец заплакал.
Пожилой пошарил в карманах, извлек связку ключей и направился к входной двери.
— Что за… — пробормотал Тримбл.
— Похоже, мы поспели как раз вовремя, — бестактно заметил сержант Брум.
Суперинтендант оказался у двери, когда ее распахивали снаружи, и двое мужчин едва не столкнулись на пороге.
— Эге! — воскликнул один из них. — Это еще что?
— Вы кто такой? — спросил Тримбл.
— Ну и вопрос! Вы-то кто будете, хотелось бы знать?
— Офицер полиции.
— Вот как, полиции? Тогда хотелось бы знать, что вы делаете в моем доме? У вас есть ордер на обыск?
— В вашем доме? — Тримбл был ошарашен. Неужели он чудовищно сплоховал? — Мне сказали, это дом миссис Пинк.
— Был… До сегодняшнего утра. Я домовладелец… Фамилия Тодман. Она получила извещение о съезде несколько месяцев назад. Теперь ее нет, и моя Марлен въезжает… Уже несколько недель назад вселилась бы, будь на свете справедливость. Складывай на мостовую, Чарли, — добавил он через плечо зятю. — Вещи старушки Пинк мы мгновенно отсюда выкинем, дайте только машину разгрузим. Вот как обстоят дела, мистер… Я въезжаю, и все тут.
— Вы не можете войти сейчас, мистер Тодман, — заявил Тримбл.
— Не могу? Кто говорит, что не могу? — Голос Тодмана стал на полтона громче. — В свой собственный дом? Закон на моей стороне, скажу я вам.
Ситуация быстро становилась напряженной. Поверх плеча Тодмана Тримбл видел, как у того за спиной с магической скоростью собирается толпа любопытных. Марлен, воплощение земных горестей, с вопящим младенцем у груди, сделалась центром скопления сочувствующих. Ее муж за баррикадой мебели на мостовой бодро разговаривал с двумя мужчинами, по всем признакам — газетными репортерами. Где-то на заднем плане слышалось постоянное щелканье фотоаппарата.
Тримбл отчаянно старался выиграть время.
— Послушайте, мистер Тодман, — произнес он убедительным тоном, — после случившегося мне нужно просмотреть вещи миссис Пинк. Вы должны понять, мне не хочется арестовывать вас за то, что препятствуете исполнить мой долг…
Ему действительно не хотелось этого. Исходя из того, что Тримбл слышал, у мистера Тодмана было неоспоримое право на дом. А еще он не знал, до какой степени в его власти того сюда не пустить. Пока Тримбл говорил, неприятно всплыло воспоминание о недавнем деле, в котором полицейскому, находившемуся на территории частной собственности, вчинили иск за неправомочное вторжение и выиграли. Но мистер Тодман не дал ему времени на размышления.
— Так арестуйте меня! — пискнул он пронзительным фальцетом. — Арестуйте меня! Вы хотите сказать, я прикончил старуху?
— Давай-давай, Джессе! — крикнул кто-то из задних рядов. — Вмажь им!
Последовали взрывы хохота. Вероятно, деревня мечтала развлечься. В столь унизительную ситуацию Тримбл в жизни не попадал.
— Ну? — усмехнуся мистер Тодман, осмелевший от поддержки сзади. — Я жду. Вы собираетесь меня арестовать или нет?
В это мгновение, к бесконечному и пристыженному облегчению Тримбла, в дальних рядах зевак возникло движение, и он увидел, как через толпу приближается шлем констебля, а толпа при виде его смирно расступается. Под шлемом, насколько он знал, находилась голова полицейского констебля Меррета, одного из самых старых, медлительных и, по мнению суперинтенданта, глупых сотрудников в полиции. Констебль Меррет воплощал все, что Тримбл презирал в полицейском: неуклюжесть, невежество, отсутствие честолюбия и воображения. Однако Тримбл никогда в жизни не был кому-то так рад.
Толкая перед собой велосипед, Меррет медленно приближался к двери коттеджа. Он только что сменился с тяжкого дежурства в оцеплении на месте убийства. Констебль сильно потел, но, судя по всему, это не слишком его волновало. Если Меррет и удивился, застав своего начальника в ловушке на пороге дома миссис Пинк, то ничем этого не выдал; впрочем, его лицо всегда было лишено какого бы то ни было выражения. Прислонив велосипед к стене дома, он подошел к двери и отдал честь.
— Добрый день, сэр! — сказал он самым будничным тоном.
Мистер Тодман повернулся на знакомый голос.
— Доброго дня, мистер Меррет, — произнес он спокойнее, чем все слышанное до сих пор от него суперинтендантом.
— И вам того же, мистер Тодман.
— Этот человек, — Тодман презрительно ткнул в сторону Тримбла большим пальцем, — утверждает, что я не могу войти в свой собственный дом.
— А-а! — задумчиво протянул констебль Меррет. Он шумно пососал нижнюю губу, предаваясь весьма непривычному для него процессу мышления.
Воцарилась тишина. Толпа, как заметил Тримбл, теперь притихла. Зеваки понимали, что с появлением их уважаемого констебля — настоящего полицейского в синей форме и в шлеме — перспектива любопытного мятежа стала совсем не привлекательной.
— А-а! — повторил Меррет. — Что скажете, мистер Тодман? Почему бы нам не войти и не обсудить спокойненько все с суперинтендантом? Уверен, вам не хочется, чтобы весь Тисбери про ваши дела знал, верно?