Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века

С точки зрения цензора воронежская постановка была настоящим кошмаром. Во-первых, пьеса в Воронеже явно шла не по разрешенному авторскому тексту, а по какой-то редакции, сильно от этого текста отличающейся. Во-вторых, это нарушало права Толстого — рецензент газеты намекал, что автор едва ли мог разрешить постановку своей пьесы в таком виде. В-третьих, изображать на сцене человека в монашеской рясе вообще было запрещено, и религиозные образы последовательно устранялись цензорами даже из тех пьес, где их присутствие было оправдано сюжетом (см. выше о правке, внесенной в пьесу Лажечникова «Опричник»). В-четвертых, если в отчасти близкой к мелодраме «Василисе Мелентьевой» образ царя многим наблюдателям казался неуместным, то фарсовая, пусть и непреднамеренно, трактовка роли Ивана Грозного была совершенно немыслимой. Образ «народа», смеющегося над царем, не мог не показаться цензору воплощением всего того, что он, цензор, должен был предотвратить.

Чтение газеты «Воронежский листок» свидетельствует, что многие зрители воспринимали бенефис актера И. К. Казанцева совершенно так же, как цензоры. Автор, подписавшийся «Почитатель изящного», в статье «Еще несколько слов по поводу бенефиса, бывшего 4‐го января» обратил внимание на то, что постановка разрушает величие прошлого прежде всего в глазах «простого» человека: «Приятно ли простолюдину, а равно и человеку образованному, свое историческое прошлое, быть может, представлявшееся им прекрасным и величественным, видеть в облачении нищеты и грязи?»[660] Ту же идею в более образной форме представил автор статьи «О том, как Иван Грозный помирал у нас на киятре и как за ефто самое денег с нас противу прежнего больше взяли», написанной от лица этого «простолюдина» — некоего «Ивана Брынды, что под Чижовкой зернами и разною бакалеею торгует в лавке». Он воспроизводил такое мнение «народа» о царе, что на его основании воронежская постановка казалась едва ли не сознательным ударом по авторитету царской власти:

…взаправду ли так были бедны наши цари, как показывали ефто на киятре? Потому, хоть примерно, покой — горница не то чтобы большая, а так только бы повернуться, украшеньев этих никаких не видать, акромя намалеванных на стенах архиереев да двух маленьких паникадил да подсвешников. Потом ефто хоть бы ковер, который прислали под ноги царя, — самый что ни на есть наипаскуднейший, так что у моего знакомого халуя одного барина ковер во сто крат буде получше царева. Кто е знает — може, оно так и следувает, не знаю. Али хоть касательно самого пола, на коем постлан был ефтот ковер, неужто у царя не хватило ефтой сволочи — поломоек, чтобы пол-то почище в хоромах царских-то был, а на киятре он все единственно как в катухе показан…[661]

Когда афиши спектакля были получены в Петербурге, руководитель Главного управления по делам печати М. Н. Похвиснев сообщил воронежскому губернатору В. А. Трубецкому:

Независимо от напечатанных встречающихся в них неуместных <выходок> реклам о паникадилах и т. п., содержателем театра произвольно присвоены каждому действию и каждой картине особые, не совсем удачные названия, не заключающиеся в цензурованном тексте этой пьесы[662].

Однако этого оказалось недостаточно: в дело вмешались намного более высокопоставленные особы. Уже 4 января Воронежское губернское жандармское управление доложило шефу жандармов Н. В. Мезценцову, который, судя по приписке на этом донесении, сообщил об этом Валуеву:

Вчерашнего числа на сцене Воронежского театра дана в первый раз драма графа Толстого «Смерть Иоанна Грозного», поставленная для бенефиса актера Казанцева. По плану этой пьесы декорации внутренних царских покоев расписаны от пола до потолка иконами, изображениями святых угодников, крестами и другими священными символами, а между домашней мебелью поставлен аналой с горящими пред ним свечами.

Такие декорации, никогда не виданные здешней публикой, встречены с некоторым удивлением и произвели впечатление довольно тяжелое, тем более что лики св. угодников, писанные местным декоратором, исполнены весьма плохо и вызывают улыбки.

Находя, что подобная театральная обстановка может иметь вредное влияние на посещающую театр молодежь и вообще несообразна с правительственными целями, в особенности настоящего времени, я считаю долгом представить сие на усмотрение Вашего Превосходительства[663].