Читаем Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке полностью

Гоббс не пользовался в революционной Америке авторитетом, но в этом аспекте его идеи все же проникали в американский конституционализм. Конституции штатов, расшифровывая понятие «общего блага», ставили на первое место «защиту и безопасность» (декларация прав Пенсильвании, ст. V; декларация прав Вермонта, ст. VI; декларация прав Массачусетса, ст. VII). Однако не менее важным представлялось, «чтобы индивиды, составляющие его (общество. — М. Ф.), могли пользоваться своими естественными правами и другими благами, которыми Творец существования наделил человека» (преамбула к конституции Пенсильвании; ср. преамбулу к конституции Массачусетса). В декларации прав Виргинии упоминается также «наибольшая степень счастья» (ст. III) — фраза, напоминающая знаменитый принцип И. Бентама, сформулированный в его «Фрагменте о правительстве» в том же 1776 г.[606] Впрочем, сомнительно, чтобы автор этой декларации Джордж Мейсон был знаком с английской новинкой; скорее, источником его вдохновения послужили сходные выражения, использованные шотландским просветителем Ф. Хатчесоном в трактате «О моральном добре и зле» (1725)[607]. В преамбуле к конституции Массачусетса, в свою очередь, упоминалось «процветание и счастье» (также в декларации прав Массачусетса, ст. VII). Согласно конституции Джорджии, цель создания законов — «добрый порядок и благополучие штата» (ст. VII). Итак, общее благо — это безопасность и права индивида, процветание и счастье, добрый порядок и благополучие. Все эти понятия суммировали представления американских вигов об идеальном государстве.

Почти все конституции, определяя цель создания правительства, в той же статье обосновывали право на сопротивление угнетению, на перезаключение общественного договора. Создатели декларации прав Мэриленда сочли необходимым включить в документ полемику с лоялистами и европейскими идеологами абсолютизма: «Учение о непротивлении произволу власти и угнетению абсурдное, рабское и разрушительное для блага и счастья человечества» (ст. IV). Декларация прав Виргинии, изложив требования к наилучшему правлению, продолжала: «Всякий раз, когда какое-либо правительство будет признано неадекватным или противоречащим этим целям, большинство населения имеет неоспоримое, неотчуждаемое и неосуществимое право реформировать, изменять или упразднять его таким образом, который будет сочтен наиболее благоприятным для общественного благосостояния» (ст. III). Сходные обороты включили в свои декларации прав Пенсильвания (ст. VII), Вермонт (ст. VI), Массачусетс (ст. VII). Соответствующая концепция тесно связана с предреволюционными представлениями о сопротивлении угнетению. Как было показано в главе 3, в этом вопросе американские виги чаще всего апеллировали к Локку.

Общепросвещенческим теориям права соответствовало значение, которое во время Американской революции придавалось естественным правам человека. Исследователь Ф. Б. Райт справедливо подчеркивает, что концепция естественных прав составляла часть системы убеждений даже тех политиков, которые не выражали ее достаточно четко[608]. Защита прав человека составляла одну из идеальных целей Американской революции, какой ее видели ее деятели и современники. И напротив, своих врагов виги трактовали как врагов естественных прав человечества[609].

Однако насколько естественная свобода совместима с существованием государства? На этот счет у вигов не было единого мнения. Крайнюю позицию обозначил Гувернер Моррис, полагавший, что пользоваться естественными правами может лишь человек, живущий не просто вне государства, но в полном одиночестве[610]. Совершенно иной, оптимистический взгляд представлял Александр Гамильтон: «Естественная свобода есть дар благосклонного Творца всему человеческому роду, и… гражданская свобода основана на этом и не может быть отнята у какого-либо народа без очевидного попрания справедливости. Гражданская свобода есть лишь естественная свобода, видоизмененная и гарантированная санкциями гражданского общества. По своей природе она не является вещью хрупкой, зависимой от человеческой воли и каприза»[611].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Главный миф XX века
1937. Главный миф XX века

«Страшный 1937 год», «Большой террор», «ужасы ГУЛАГа», «сто миллионов погибших», «преступление века»…Этот демонизированный образ «проклятой сталинской эпохи» усиленно навязывается общественному сознанию вот уже более полувека. Этот черный миф отравляет умы и сердца. Эта тема до сих пор раскалывает российское общество – на тех, кто безоговорочно осуждает «сталинские репрессии», и тех, кто ищет им если не оправдание, то объяснение.Данная книга – попытка разобраться в проблеме Большого террора объективно и беспристрастно, не прибегая к ритуальным проклятиям, избегая идеологических штампов, не впадая в истерику, опираясь не на эмоции, слухи и домыслы, а на документы и факты.Ранее книга выходила под названием «Сталинские репрессии». Великая ложь XX века»

Дмитрий Юрьевич Лысков

Политика / Образование и наука
Политическое цунами
Политическое цунами

В монографии авторского коллектива под руководством Сергея Кургиняна рассматриваются, в историческом контексте и с привлечением широкого фактологического материала, социально-экономические, политические и концептуально-проектные основания беспрецедентной волны «революционных эксцессов» 2011 года в Северной Африке и на Ближнем Востоке.Анализируются внутренние и внешние конфликтные процессы и другие неявные «пружины», определившие возникновение указанных «революционных эксцессов». А также возможные сценарии развития этих эксцессов как в отношении страновых и региональных перспектив, так и с точки зрения их влияния на будущее глобальное мироустройство.

авторов Коллектив , Анна Евгеньевна Кудинова , Владимир Владимирович Новиков , Мария Викторовна Подкопаева , Под редакцией Сергея Кургиняна , Сергей Ервандович Кургинян

Политика / Образование и наука