Теоретические построения, подобные гамильтоновским, сталкивались с некоторым противоречием. Ведь государство самим фактом своего существования, наличием законодательства и пенитенциарной системы уже ограничивало естественную свободу. Из затруднения выходили следующим образом: допускалось отчуждение естественных прав народа (предположительно неотчуждаемых) по воле самого народа. Естественную свободу нельзя было отнять, но можно было уступить. В качестве примера можно привести следующую фразу из джефферсоновского «Общего обзора прав Британской Америки», написанного в июле 1774 г.: «Другой несправедливостью было покушение на право свободной торговли со всеми странами света, находившееся в руках американских колонистов, — естественное право, которого не отнимал и не ограничивал никакой из их законов»[612]
. Здесь Джефферсон явно подразумевал, что естественное право можно отнять или ограничить на законном основании, — абсурд, с точки зрения европейской естественно-правовой теории. Первый континентальный конгресс в своем «Билле о правах» также счел нужным оговорить, что колонисты никогда и никому не уступали право распоряжаться их естественными свободами[613].Но совершенно иначе трактовала вопрос виргинская декларация прав, категорично провозглашавшая в первой же статье, «что все люди по своей природе одинаково свободны и независимы и обладают определенными неотъемлемыми правами, которых они, вступая в состояние общества, никаким договором не могут лишить свое потомство, а именно: пользоваться жизнью и свободой, приобретать собственность и обладать ею, а также стремиться к счастью и безопасности и добиваться их» (ст. I). Заявления о существовании «неотъемлемых и неотчуждаемых» прав человека были включены в декларации прав Пенсильвании (ст. I), Вермонта (ст. I), Массачусетса (ст. I).
В основе понимания естественных прав лежала локковская триада: жизнь, свобода и собственность, но с определенными вариациями, связанными с развитием концепции в США. Как известно, составляя Декларацию независимости, Джефферсон видоизменил локковскую формулу, вписав в нее вместо права на собственность право на стремление к счастью. Для Джефферсона замена носила принципиальный характер. Как подчеркивал Н. Н. Болховитинов, Джефферсон относил право собственности к категории политических прав, возникающих только с появлением государства[614]
. Декларации прав штатов, напротив, строились на возможности совместить локковские и джефферсоновские тезисы, объединяя их. Так, пенсильванская декларация прав перечисляла в числе естественных прав человека «сохранение и защиту жизни и свободы, приобретение, владение и защиту собственности, стремление к счастью и безопасности» (ст. I). При этом в ст. VII той же декларации локковская триада воспроизведена без изменений.В любом случае, экономика явственно доминировала над просвещенческим теоретизированием о неотчуждаемости естественной свободы. В большинстве случаев соответствующие клаузулы конституций не подразумевали автоматической ликвидации плантационного рабства и кабальной службы сервентов. Армейский хирург Дж. Тэчер рассуждал в своем дневнике: «Работа на плантациях Виргинии целиком выполняется представителями человеческой расы, которые были жестоко вырваны из своей родной страны и обречены на вечное рабство, в то время как их хозяева мужественно борются за свободу и естественные права человека. Такова противоречивость человеческой природы. Если Провидение предопределит, что американцы будут освобождены от рабства, то в благодарность мы будем молиться, чтобы африканскому рабу было позволено разделить блага свободы»[615]
. Г. Моррис при составлении конституции Нью-Йорка (1777) безуспешно пытался добиться включения в нее клаузулы о постепенной отмене рабства[616]. Более типична для северных вигов позиция Дж. Адамса, который осуждал рабство, считая, что оно развращает равно рабов и господ. Но в то же время он был твердо убежден в превосходстве белой расы над черной и предостерегал против радикального аболиционизма: «Уничтожение рабства должно быть постепенным и осуществляться с большой осторожностью и осмотрительностью. Радикальные меры приведут к большим нарушениям справедливости и гуманности, чем продолжение этой практики»[617].