Просветление и другие заблуждения

В.: То есть, когда есть тело, тогда возникает боль?

К.: Нет, боль возникает с идеей «я испытываю боль».

В.: Хорошо, и у тебя такой идеи нет? Если я тебе сейчас воткну нож в руку…

К.: Тогда будет ощущение боли. В этот момент будет боль.

В.: Хорошо, что ты в этом признаёшься.

К.: В этот момент происходит совершенное переживание боли. Вскоре после этого переживание исчезает. Больше нет того, кто собирает опыт в кучу. Кто консервирует «моё-переживание-боли», случившееся за пять минут до этого. Или переживание за год до этого. Это может ещё присутствовать как эффект памяти, однако больше нет того, кто говорит: «Это была моя боль».

В.: Теперь ты это сказал.

К.: Не я. Говорение говорит само по себе. Говорение говорит. Однако не существует моего говорения. Не существует «я сказал».

В.: Каково тебе сейчас?

К.: Как всегда. Даже если ты спросишь меня на смертном одре, «как всегда». То, что я есть, всегда здесь. Поэтому я могу только сказать: «У меня всё как всегда».

В.: С небольшой поправкой на то, что теперь ты обходишься без веселящего газа.

К.: О, я приложил много усилий, чтобы добраться до веселящего газа. Моя мать предостерегала меня от сладостей: попадёшь к зубному врачу! А меня это вдохновляло: «Да-а-а!» Я был единственным в классе, кто любил бывать у зубного. У одного есть опыт, что в каком-то месте он входит в ад, у другого опыт, что именно в том самом месте он выходит из ада. Подобно тому, чья боль становится настолько сильной, что больше невыносима, — тот покидает боль.

В.: Тот падает в обморок.

К.: А обморок означает, сознание освобождается от тела. Ты всё ещё сознание, но тебя больше нет в теле. Ты больше не поддаёшься определению. Там, где возникает это «больше невыносимо», там оно исчезает. Само собой.

В.: Обморочный — бессильный.

К.: Неосиливший. Это как в случае ищущего. Когда поиск больше невыносим, индивидуальное сознание растворяется. Не потому, что кто-то что-то совершил и сделал для этого. Это просто невыносимо. Тогда индивидуальное сознание растворяется в космическом. Потому что этот ад отделённости был невыносим.

В.: И тогда это растворение в двойном смысле, то есть так же и исцеление?

К.: Нет. Здесь нет преимущества. То, что может раствориться, может снова образовать соединение. То, что составляет единство, может снова распасться надвое. Уйти от идеи двойственности в это единое космическое сознание, в это Ничто, быть в центре вселенной, быть пронизывающим себя сознанием, — я прошёл через это. И я увидел, что в этом нет преимущества. То, чем я был по своей сути, было в точности тем же, что и до этого. Присутствую ли я в качестве «я»–сознания или в качестве космического сознания — я не есть сознание. Сознание — аспект времени. Это отражение моего существования. И всякая боль и всякий опыт являются частью сознания. Основополагающее лечение — быть до сознания. До времени.

Моё тело, моя боль

Вопрос: Пока мы тут сидим, где-то ещё в мире убивают людей. Что ты можешь сказать по этому поводу? Это же неправильно.

Карл: Для кого это неправильно?

В.: Для меня. И уж гарантированно для людей, которых убивают!

К.: Ты это гарантируешь?

В.: Нет, это просто принцип жизни! Мы же здесь затем, чтобы жить, а не затем, чтобы быть убитыми!

К.: Убивает сама жизнь. Будь то в форме другого человека, или придорожного дерева, или функции в теле — это всегда жизнь, жизнь убивает. Однако всё, что при этом умирает, является идеей. Суть остаётся. То, что реально существует, остаётся. Только то, что нереально, исчезает. Остаётся Сознание. Сознание, которое играет придорожное дерево или другого человека, преступника или жертву, или что бы там ни было ещё.

В.: Я, однако, предпочитаю умереть естественной смертью.

К.: У тебя нет страха перед смертью, тебе бы просто хотелось не присутствовать, когда она придёт. Не существует естественной смерти. Поскольку ничто не умирает. То, что является твоей Сутью, — это единственное, что живёт. И оно бессмертно. Оно никогда не рождалось и не имеет формы, которая могла бы умереть. По крайней мере то, что ты называешь жизнью, никогда не жило.

В.: И сейчас не живёт? Я сижу здесь в качестве трупа?

К.: Нам бы надо с этим разобраться. Давай посмотрим, откуда появляется идея о том, что это твоё тело. Из какой идеи произросло представление, что есть кто-то, кто говорит: «Это моё тело». Младенец ещё не может этого сказать и не воспринимает это так. Он не думает об этом. Но примерно на третьем году жизни это начинается. Родители неустанно повторяли: «Ты Карлуша, да-да, маленький Карлуша — это ты!» До этого Карлуша и понятия не имел, что существует. Когда он начал говорить, сначала он сказал: «Карлуша хочет пить», «Карлуша сходил на горшок», «Карлуша очень милый». От третьего лица. Идентификация «я» с телом ещё не была реальностью. Но затем он наконец говорит: «это я», «это моя рука, моя нога», и начинает чувствовать себя за это ответственным.