Просветление и другие заблуждения

К.: Но не тебе. В лучшем случае твоему будильнику. «Эго же чистая истина!» — думает он, когда видит тебя спящим. «Это просветление!» — незадолго до того, как ты проснёшься. Но затем ему нужно прозвенеть, тело вздрагивает и — бах! — просветление исчезло. Вместо него — ты.

В.: Каждый день одно и то же разочарование.

К.: Но только для твоего будильника и для твоей жены. То, что ты есть, это не затрагивает.

Сочувствие и раздражение

Вопрос: Для просветлённого ты говоришь довольно много.

Карл: Для тебя я говорю слишком много?

В.: В любом случае это сбивает с толку. С одной стороны, твои слова кажутся совершенно спокойными, с другой стороны, ты выстреливаешь ими как из автомата. Меня это раздражает.

К.: Хорошо, что тебя это раздражает. То, что «я» сбивается с толку, это повод для праздника. Чем больше «я» теряется, тем больше оно отделяется от того, что ты есть на самом деле. Ты освобождаешься от сцеплённости с «я». Что и требуется.

В.: Ну спасибо.

К.: Я говорю не с личностью, а с тем, что есть. С Бытием. С Собой.

В.: Ты говоришь со мной не как с личностью?

К.: Нет. И это раздражает личность совершенно. Эго должно побудить «я»–мысли к восстанию, к полному рррр!

В.: Ты хочешь видеть во мне зверя.

К.: Сама нагота хочет, чтобы ты обнажилась.

В.: Ты этого не хочешь?

К.: Само отсутствие хотения хочет этого. Но когда оно хочет…

В.: …тогда «я»–мысль вынуждена уйти…

К.: …и этого не избежать. Но намеренно этого добиться невозможно. Это происходит. Это есть. Просто. Свободно от намерений. И то, что от тебя это не зависит, вызывает раздражение! Это одновременность спокойствия и выстреливания словами как из автомата, которое от тебя ничего не хочет. И это раздражает. Кто-то всегда чего-то хочет от тебя. Хочет, чтобы ты встала, чтобы ты что-то выучила, чтобы куда-то пришла, чтобы ты проснулась. На это уходит твоя жизнь. С тобой что-то не так, ну так делай же что-нибудь! Но здесь ты этого не услышишь. Потому что ты уже абсолютно то, что ты есть. Моего вмешательства здесь не требуется.

В.: Значит, в сбивании с толку кроется намерение?

К.: Возможно, намерение существует, но нет того, кто его имеет.

В.: Ага, но существует намерение… что, возможно, всё-таки что-то нужно изменить!

К.: Нет.

В.: Ты видишь мир, но ничего, что нужно бы изменить? Спокойствие есть. Но нет сочувствия?

К.: Здесь есть только сочувствие.

В.: Ах, вот как?

К.: Здесь есть сочувствие.

В.: С какими последствиями?

К.: Без последствий.

В.: Тогда это ничего не даст.

К.: Сочувствие не имеет цели. Сочувствие — это просто сочувствие.

В.: Но из сочувствия должно же возникать желание уменьшить страдание!

К.: Нет. В сочувствии нет страдания.

В.: И зачем бы тогда просветлённым существам приходить в мир? Например, бодхисаттвам с их глубоким желанием освободить все существа от страдания? Это же Дух, который не воспринимает мир отделённым и, тем не менее, хочет его освободить.

К.: Для того чтобы хотеть что-то освободить, тебе нужно увидеть что-то, что связано. Однако то, что видит связанность, само и связано. Представление о бодхисаттве — это тоже концепция.

В.: Для того, кто страдает, бодхисаттва очень реален и имеет решающее значение.

К.: «Никогда не было Будды, который бы вошёл в этот мир или войдёт в него», — говорит Будда в Алмазной сутре. «Я проповедовал сорок лет и не сказал никому ни слова». Всё было так, как было, и было совершенно не важно. Без значения. Это свобода — то, что это не имеет значения. Принимает ли комедия тот или иной оборот, появляется ли бодхисаттва или нет…

В.: …для меня здесь есть разница!..

К.: …для того, что ты есть, разницы нет никакой.

В.: Бодхисаттва открывает моё сердце.

К.: Прекрасно. Но делает ли он это под наркозом или нет, для того, что ты есть, разницы нет.

Война идёт только с тобой

Вопрос: Ты можешь сказать что-нибудь о войне?

Карл: Война возникает из желания получить. Это начало личной войны, и большие войны начинаются с того же: тебе бы хотелось что-то получить и владеть, полагая, что это сделает тебя счастливее.

В.: Скажем так: я хочу достичь внутреннего мира.

К.: Ты хочешь завладеть собой. Это война. Ты всегда в погоне за собой. Всегда в войне. Всегда немного позади или впереди себя. Возвращаясь к первой мысли, «я»–мысль — это отделённость, и в отделённости родился воин. Воин с идеей о том, что он должен овладеть окружающей его средой.

В.: Ты хочешь сказать, что каждый, кто думает: «я», — воин?

К.: Каждая «я»–мысль воинственна. С представлением о том, что есть ты и что тебе принадлежит некое Бытие — «твоя жизнь» — появляется что-то, что тебе нужно защищать. Это порождает войну. Там, где есть «моё Бытие», есть также и «твоё Бытие». Самое позднее к третьему году жизни воин полностью сформирован.

В.: Тогда должно быть общество индейцев, в котором нет «я»–мысли, а есть сообщество с надперсональным «я», групповым «я». В такой группе нет «моего-твоего» и нет собственности.