Просветленные не боятся темноты (СИ)

Когда впереди показалась большая дорога, я понял, где мы находимся - один из поселков к югу от Паттайи, за "Амбассадором", "Дор Шадой" и прочими отелями-муравейниками для туристов-матрасников.

До центра города минут сорок, не меньше.

- И для тебя, я думаю, настало время учиться осознанно практиковать сострадание, - заявил брат Пон.

- Но как это сделать?

- Разберем пример, - он усмехнулся, и я поежился: знаем мы эти "примеры" от неправильного монаха. - Вот на тебя орет некий гнусный человек. Знакомая ситуация... Вместо того чтобы злиться, ты начинаешь думать о том, что это часть твоего сознания, выражающая ненависть, а значит, не затронутая просветлением... Воспринимаешь его как элемент собственной сущности, нуждающийся в исцелении и очищении!

- Ничего себе, - пробормотал я. - Это же сложно!

- По сравнению с тем, что ты уже делал - как слона по боку похлопать, - проговорил брат Пон с уверенным видом заслуженного и мастеровитого слонохлопа. - Понимаешь теперь, в чем разница между жалостью и состраданием?

И не дожидаясь ответа, он пояснил:

- Жалость - это лишь эмоция, сострадание - это активное, деятельное отношение. Первая ничего не меняет в тебе, второе делает тебя другим, смещает точку восприятия.

И не давая мне опомниться, он начал рассказывать байку про некоего царя, что прямо-таки был сам не свой до духовных подвигов, и поэтому любому, кто заходил к нему в гости, отдавал все, что бы у него не попросили.

И вот однажды к этому монарху явились трое злобных и кровожадных якши.

Поначалу, чтобы проникнуть во дворец, они замаскировались с помощью чар, ну а уже там явили себя во всей красе и потребовали что-то вроде "А ну давай нам свежего, теплого человечьего мяса и кровушки побольше, а все прочее, и золото, и драгоценности, можешь засунуть себе в афедрон".

Ну и царь вместо того, чтобы кликнуть стражу и выгнать людоедов взашей, преисполнился сострадания и решил никого больше не беспокоить, накормить гостей кусками своего мяса, ну а для начала позвал врачей отворить себе жилы и пустить кровь.

Якши от нее не отказались, но когда царь принялся резать собственное тело, он и сам обрел просветление, а вместе с ним получили его и людоеды.

- Так что, я должен был тех парней собой накормить? - спросил я шутливо.

- Ну уж нет, таких подвигов я тебя не жду, - в том же тоне ответил брат Пон. - Только сострадание ты теперь начнешь практиковать при каждом удобном случае, вот хотя бы к тому придурку на синей "Тойоте" в правом ряду...

Монаха, собравшегося на работу, я высадил на пересечении Тепразита с Таппрайей, а сам поехал в Налоговый департамент.

Думал, что наставления брата Пона пригодятся уже там, но к моему удивлению, нас с консультантом встретили очень любезно. Изумился я еще сильнее, когда выяснилось, что у них всего-навсего потерялось несколько бумажек за позапрошлый год, и что в преддверии какой-то неплановой проверки надо заново их предоставить.

Ничего, распечатать и привезти документ - небольшая проблема.

Непонятно только, зачем в департамент вызвали меня самого, и почему все нельзя было решить по телефону? Или проверяли не фаранга, что является по документам хозяином фирмы, а консультанта-юриста, ведущего всю отчетность, и хотели убедиться, что я существую на самом деле?

Поэтому вышел я от налоговиков в хорошем расположении духа, и решил заехать к Андрюхе, тому самому другу, день рождения которого мы несколько дней назад отмечали в "Облико морале".

Крохотный закуток, где он торговал экскурсиями, располагался неподалеку, на одной из сои Джомтьена.

- Привет-привет, - сказал его хозяин, увидев меня. - Ты как вообще сам?

- В порядке, - ответил я и уселся на стул для клиентов. - Как дело идет?

- Да нормально, - Андрюха, в отличие от многих русских паттайцев, не любил прибедняться: я прекрасно знал, что ему принадлежит еще две таких точки, одна на Секонд-роад, другая на "русском пятачке" в районе Кози-бич, и что зарабатывает он достаточно.

Так что не обеднеет, если даст мне взаймы несколько тысяч долларов.

- Сам как? - повторил он, глядя на меня без привычного дружелюбия, как-то неуверенно. - Чего обрился и одет странно? Слухи пошли, что ты из кондо своего съехал. Правда?

- Правда, - вынужден был признать я. - Смена имиджа и образа жизни, все такое.

- А где обитаешь?

Врать я не хотел по разным причинам, и ответил поэтому уклончиво и близко к истине:

- Да пока не определился. Мотаюсь туда-сюда по Паттайе.

- Понятно, бывает, - взгляд Андрюхи скользнул к моей положенной на стол руке, туда, где закатанный рукав позволял видеть сосуды на внутренней стороне локтя - то место, где остаются следы от уколов.

Мгновением ранее он как бы невзначай качнулся вперед и принюхался.

Я испытал короткий прилив раздражения - неужели он думает, что я забухал или сел на наркоту? Но тут же вспомнил сегодняшний урок брата Пона и попытался сдвинуть перспективу так, чтобы воспринять Андрюху как фрагмент собственного сознания, воплощение той части его содержания, что лишь иллюзорным образом существует вне меня.