Просветленные не ходят на работу

— Забирайся внутрь, садись и закрой глаза, — велел брат Пон, в то время как один из молодых монахов поливал дрова сладко пахнувшей прозрачной жидкостью.

— И вы это подожжете? — спросил я, с опаской глядя на спички в руках наставника.

— Само собой, — подтвердил он.

— Так я же сгорю! Или задохнусь!

— Не думаю, — брат Пон мягко похлопал меня по спине. — Другого выхода нет. Хочешь голос Пустоты слушать?

Я почесал в затылке и решил, что нет, не хочу.

— Дыши равномерно и осознавай, что происходит с тобой, — продолжал инструктировать меня монах уже после того, как я уселся наземь.

Чиркнула спичка, раздался треск горящих ветвей, но я постарался не обращать на звуки внимания. Потянуло дымом, а уже в следующее мгновение этот дым заполнил грудь целиком, и возникло ощущение, будто меня дерут когтями изнутри.

Кашель едва не вывернул мои легкие наизнанку.

— А ну прекрати! — рявкнул брат Пон так, что его голос перекрыл гул пламени. — Дыши! Дыши!

Я хотел сказать, что это не я, что оно само, но меня скрутил новый приступ кашля. Монахи тем временем подожгли остальные поленницы, и пламя вздыбилось со всех четырех сторон.

Жар поднялся такой, что я ощутил себя внутри громадной печи.

— Дыши, иначе сгоришь! — закричал брат Пон.

Я попытался выполнить его приказ, но тело не слушалось, меня били корчи, спазмы крутили живот, голова болела, глаза жгло, и казалось, что одежда моя начала тлеть, а кожа — обугливаться.

Я попытался глотнуть воздуха, затем подумал, что я сейчас сдохну, что надо бежать отсюда…

И провалился в темноту.

Очнувшись, я понял, что лежу там же, где сидел, что огонь потушен, но монахи вовсе не спешат мне на помощь. Обхватив руками голову, пульсировавшую как осиное гнездо, внутри которого бесчинствуют разозленные насекомые, я медленно сел.

— Выходить из круга нельзя, — сказал брат Пон, глядя на меня без жалости. — Помогать тебе мы не имеем права, даже воды принести не можем. Ритуал же надо довести до конца. Если прервать его сейчас, то все пойдет насмарку, все твои усилия.

— Но я же погибну тут, — выдавил я, морщась от звуков собственного голоса. — Задохнусь!

— Нет. Дыши так, как может дышать пустота, и дым не сможет повредить тебе. Стань бестелесным, и пламя не обожжет то, чего нет.

Голова вроде бы болела чуть меньше, но все равно при одной мысли о повторении пытки меня начинало мутить.

— Но зачем это? — спросил я. — Неужели нельзя обойтись…

— Можно, — перебил меня брат Пон. — Но не тебе и не сейчас. Ситуация такая. Какие-то вещи застряли в тебе настолько, что их не рассеять просто так, осознаванием, нужно сопроводить его определенными телесными стимулами, не самыми обычными и даже болезненными. Я надеялся, что обойдемся без этого, но, видимо, нет, не обойдемся. Решай. Либо ты выходишь из круга, я перестаю быть твоим наставником, и ты уезжаешь завтра же.

— Я остаюсь, — пробурчал я.

— Отлично, — и он сделал знак помощникам.

Второй раз оказался ничуть не лучше первого, дым вновь полез мне в глотку с такой силой, будто его затягивало туда пылесосом, губы и язык пересохли, из глаз потекли слезы. Сначала я попытался бороться с неприятными ощущениями, но добился лишь нового приступа кашля, от которого едва опять не потерял сознание.

Но в следующий момент я сам не понял как, но расслабился, и когда вдохнул в этом состоянии, то осознал, что хватаю ртом прохладный воздух, непонятно откуда взявшийся посреди дымных струй.

За первым вдохом последовал второй, третий, и вскоре я успокоился, задышал ровно.

— Вот видишь, это не так сложно! — одобрил брат Пон откуда-то из-за круга огня и дыма.

Начнем осознавание — физические ощущения, их классификация, мысли и желания…

И в этот момент у меня не возникло ни малейшей проблемы с тем, чтобы выполнить смрити в полном объеме. Поначалу я сам не отдал себе в этом отчета, а когда сообразил, что происходит, тут же сбился и заново почувствовал, что сижу в кольце из четырех костров, а вокруг пылает огонь.

Хотя к этому моменту дрова начали прогорать и жар уменьшился.

Но дыма натянуло вновь, и я закашлялся, да так, что не смог остановиться и после того, как вокруг остались лишь зола и угли.

— Все, уже все, — сказал брат Пон, подходя ко мне. — Это ты опять выдумываешь. Вспомни, что ты пуст, и внутри не должно быть ничего, способного издавать такие звуки.

Но тем не менее я продолжал кашлять до самого вечера и ночью пару раз проснулся оттого, что у меня хрипело в груди. Зато утром встал свежий, точно огурец, а когда попробовал заниматься смрити, то выяснилось, что препятствия, еще вчера казавшиеся неодолимыми, исчезли.

Я мог осознавать желания, по крайней мере не самые слабые, и не смешивать их при этом с мыслями или ощущениями. Причем удавалось мне это не только в моменты, когда я занимался физической работой, а постоянно.

И голос Пустоты сгинул без следа, не появлялся даже тогда, когда я вынужден был напрягаться, чтобы достичь нужной степени концентрации.