Против течения. Десять лет в КГБ

Пытаясь оценить ситуацию, я думал об Александре и Наталье. Александр был ребенком. „Даже КГБ не будет отыгрываться на ребенке”, — уговаривал я себя. Что касается Натальи, то к ней трудно подкопаться — тут за нее и долгая история абсолютной лояльности всей ее семьи, и ее собственный послужной список. Я не сомневался, что КГБ располагает досье на Наталью — не менее подробным, чем мое. Знал я и то, что Наталья никогда бы не сделала ничего, что дало бы повод заподозрить ее в нелояльности режиму.

„Итак, — размышлял я, — моим жене и сыну ничего серьезного не угрожает”. Честно говоря, знай я тогда то, что знаю теперь о судьбе моих близких, я вовсе не уверен, что решился бы на побег.

В то время я чувствовал себя словно бы погруженным в холодную воду. Ничто не могло согреть меня даже в самые жарко-влажные дни токийского лета. Я нуждался в ласке и утешении, как нуждается в них несправедливо наказанный ребенок. И я пытался обрести эту ласку и утешение в непродолжительных романах с наезжавшими в Японию актрисами советского театра и танцовщицами из разных отечественных ансамблей.

Раз у меня был непродолжительный роман с одной женщиной из советского кукольного театра. Позже мне пришло в голову, что в этом таилась некая ирония. Она была известным кукловодом. Ее куклы заставляли людей смеяться, погружали их в печаль, счастье или вызывали гнев. Когда кукловод поистине хорош, многие зрители забывают, что перед ними просто куклы. Им кажется, что это люди. И я подумал, что я тоже — всего лишь кукла, за тем исключением, что те, кто мной манипулировал, были за тысячи километров от меня, — в Москве, в КГБ. Но даже и ими манипулировали верховные кукловоды — те, чьи кабинеты размещались в Кремле.

Потом у меня была любовная история с красивой, высокой блондинкой — балериной, приехавшей в Японию в составе танцевальной группы. Спустя несколько дней после приезда, она заинтересовалась мной, и вскоре я увлекся ею довольно серьезно. Как-то раз, чтобы провести с ней несколько часов, я проехал пятьсот миль от Токио до Осаки, где тогда выступала ее группа. Но скоротечный роман этот оставил у меня привкус горечи. Я знал, что новая подруга моя восхищалась не моими личными качествами. Ее завораживала моя профессия. Она была убеждена, что нет лучшего дела, нежели шпионить ради СССР, и считала меня героем. Она любила меня за то, что я в себе как раз более всего презирал. Итак, — еще одно разочарование.

Между тем мои шпионские дела шли как обычно. После отзыва Пронникова в Москву в 1977 году, интриганские страсти в резиденции отчасти поулеглись. Все мы надеялись, что, поднявшись на следующую ступеньку карьеры, он ограничит свои интересы Москвой и даст нам в Токио немножко отдышаться. Однако вскоре нам пришлось убедиться, что интересы Пронникова не знают географических пределов. Так что все мы, с кем он вроде бы распрощался в Токио, отнюдь не были им забыты. Утешало меня лишь то, что начальник Пронникова, заместитель начальника Первого главного управления генерал-майор Попов, был высокого обо мне мнения и считал меня хорошим офицером разведки. Когда меня перевели на выполнение „активных мероприятий", меня явно рассматривали как человека, способного осуществлять крайне хитроумные акции. В 1978 году я стал одним из тех четырех-пяти офицеров, которые составляли мозговой трест токийской резидентуры.

Хотя формально мое пребывание в Японии должно было кончиться в октябре 1979 года, случись мне чуть-чуть оступиться или совершить какой-то политический промах, меня бы поперли с работы и тут же отослали в СССР. Я чувствовал также, что время течет у меня сквозь пальцы — слишком быстро и необратимо. Нельзя было чересчур долго тянуть с окончательным решением. Я это хорошо понимал и все же никак не мог решиться. Но вот случилось нечто, заставившее меня с особой остротой понять, что время мое на исходе.

Я был в кабинете резидента, когда его секретарша что-то зажужжала ему по внутреннему телефону. Выслушал ее, резидент сказал:

— Пришлите его.

— Мне уйти? — спросил я.

— Нет-нет. Это займет всего минуту.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел офицер, с которым я был знаком лишь шапочно.

— Заходите, заходите, — сказал резидент приветливо. Однако приветливость его показалась мне фальшивой. — Мы только что получили специальное послание из Москвы — они нуждаются в вас. И как можно скорее. Вот ваш билет на самолет, а внизу вас ждет шофер — он вас доставит в аэропорт.

— А как с моей семьей? Я вернусь сюда? Что?..

Но тут резидент прервал его.

— Позвоните жене. Скажите, что вы срочно отбываете в Москву, а через несколько дней она и дети последуют за вами. Мы поможем ей с упаковкой вещей и с переездом. А сейчас вам надо спешить. Может, даже лучше, если вы позвоните домой с аэродрома. Вам нельзя опаздывать на этот самолет.

Как только офицер вышел, я спросил:

— Повышение по службе?

— Увы, — с сожалением покачал головой резидент, — бедняга попал в серьезную передрягу. Но ему не положено знать этого, пока он не окажется в Москве.