Против течения. Десять лет в КГБ

Меня тоже могли отослать в Москву в мгновение ока. Таким же точно образом, как это случилось прямо на моих глазах с моим коллегой. После этого случая я начал стараться делать все, что было в моих силах, чтобы к моей работе нельзя было придраться. Надо мной все время висел дамоклов меч, и надо было свести всякий риск к минимуму. К концу весны Пронников уже так надежно обжился в московском седьмом отделе, что до нас в Токио частенько доходили сведения, что он проявляет интерес к нам. Я был уверен в его „интересе” ко мне — интересе недружественном. Я знал, что не могу позволить никаких промахов, иначе меня отправят в Москву быстрее, чем я сумею собраться с мыслями и решиться на что-то.

Случай с агентом по кличке Томас стал для меня последним доказательством того, что Пронников — мой враг. Томас был ведущим корреспондентом одной из крупнейших в Японии газет, удачливым автором и влиятельным политическим комментатором. Офицеры КГБ, один за другим, обхаживали его года полтора, прежде чем он был передан мне для окончательной вербовки, которая, как все надеялись, будет успешной. Он знал в Японии многих влиятельных людей, включая и высокопоставленных правительственных лиц. Начав с ним встречаться, я обнаружил, что общение с ним — большое удовольствие. Томас был человеком изысканным и остроумным, культурным и вежливым. Он жил на широкую ногу, хорошо одевался и любил дорогие рестораны. Я скоро заключил, что он был бы не против дополнительного дохода и предложил ему писать статьи для несуществующего бюллетеня — того самого, который я так часто использовал в качестве приманки потенциальных агентов. „За гонорар, конечно, — сказал я ему. — Нам нужно мнение такого эксперта, как вы".

Он согласился — согласился, хотя совсем недавно отвергал все многообразные предложения других офицеров КГБ. Я не вижу иного объяснения этому, кроме одного: я, вероятно, подступился к нему как раз в тот момент, когда он особенно сильно нуждался в деньгах. (Деньги — первый компонент формулы MICE. Это то уязвимое место, с поисков которого и начинает свою работу вербовщик.) Поскольку я все еще не был уверен, что Томас в самом деле намерен идти до конца, я попросил его протолкнуть в прессу кое-какие истории. Он сделал это, не задавая вопросов. Чем более он оказывал мне такого рода услуг, тем более я подозревал, что он знает, что в моем лице имеет дело с советской разведкой. А потом Томас сообщил мне факты, скорее смахивавшие на истории из шпионских романов, чем на факты действительности. „Американское правительство намерено открыто заявить, что самолетостроительная корпорация „Локхид" дает огромные взятки японским высокопоставленным чиновникам, чтобы обеспечить заключение контрактов в Японии".

Когда я доложил об этих сведениях своему начальству, оно отнеслось к этому скептически. „Это неправдоподобно, — запротестовал один офицер. — Слишком уж сенсационно, чтобы быть правдой". — „Боже мой, в результате такого скандала много голов полетело бы в Токио", — согласился его коллега.

А несколько недель спустя разразился знаменитый скандал, связанный с корпорацией „Локхид", — скандал, доказавший, что Томас не врал. В результате этого скандала в Японии произошли серьезные перемены в составе правительства. Сказался он и на политической жизни США. Для поддержания кредитоспособности корпорации „Локхид”, американское правительство в середине 70-х годов перевело на ее счет огромные суммы. С американской точки зрения, скандальным было то, что корпорация использовала деньги американских налогоплательщиков для извлечения прибыли для себя. Расширительно толкуя, можно было сказать, что это американские налогоплательщики подкупали японских правительственных лиц при посредничестве корпорации „Локхид” Американское правительство было в ярости, японское — в замешательстве. Советы — тоже, поскольку они не захотели поверить моему агенту Томасу и упустили возможность нажиться на скандале.

К тому времени я уже убедился в искренности Томаса и в том, что он может оказаться человеком весьма полезным. После истории с „Локхидом”, я рекомендовал включить Томаса в состав агентуры резидентуры КГБ. Новый резидент поддержал меня, так что я направил на этот счет формальный запрос в Москву.

После перевода в Москву Пронникова, новым резидентом стал полковник Олег Гурьянов. Он пришел к нам не из седьмого отдела — до этого он был резидентом в Нидерландах, а потом, перед назначением в Токио, — старшим офицером в Гаване. Он мне нравился. В нем чувствовалась личность, и при этом он был человеком умным и способным. С момента его появления у нас установился esprit de corps, чего совсем не было при Пронникове. Он никогда не упоминал о пертурбациях, в результате которых в Москву отозвали Ерохина и Евстафьева, а Пронников был вознесен на верхние ступени седьмого отдела. Было ясно, что Гурьянов из породы тех, кто умеет улаживать конфликты и устанавливать порядок. И вскоре жизнь резидентуры пришла в норму и между сотрудниками установились коллегиальные отношения.