Против течения (сборник рассказов)

Он шёл по тайге и лихорадочно думал:

«А что мне было делать? Он же убил бы меня! Да у меня просто не было другого выхода. Да я бы и не справился голыми руками с таким громилой, как Зверь». – успокаивал свою бунтующую совесть наш незадачливый герой.

Подойдя к просёлочной дороге, Серёжа спрятал в надёжном, меченом месте удавочку и завёрнутый в осоку нож. Едва он успел сделать это, сверху начали капать на него сначала редкие капли дождя, а вскоре начался и настоящий ливень

Серёжа–то, занятый своей нервной и лихорадочной работой, не смотрел на небо. А там, оказывается, уже собирались спасительные тучи.

Серёжа не спеша, медленно шёл, промокая насквозь под так неожиданно обрушившимся на заповедные леса ливнем и уже спокойнее и как-то удовлетворённо размышлял: «Вот это повезло! Дождь вообще все следы замоет. Зверь, наверное, один побежал на расправу со мной. Значит свидетелей нет. А мне надо просто стиснуть зубы и молчать: ничего не знаю, никого не видел, шёл домой, попал под дождь. И всё. Главное – молчать...».

Пришедшего домой промокшего до костей Серёжу встретила охами и ахами заботливая мама. Она хотела перестирать его замызганную одежду, но Серёжа благородно отказался от её помощи и сам отправился в ванную стирать свою одежду (вдруг где-нибудь на ней остались следы звериной крови).

Серёжа тщательно перемыл свою верхнюю одежду, сапоги, портянки, рубашку, трусы. Развесил всё это сушиться. Обстриг на руках ногти. Долго и тщательно отмывал своё крепкое жилистое тело. Только после всего этого он выпил подготовленный для него мамой стакан крепкого чая, внимательно посмотрел на себя в зеркало, но ничего подозрительного на своей роже не заметил и пошёл на кухню, где ждал его приготовленный лучшей поварихой в мире ужин.

Аппетита не было, но Серёжа заставил себя съесть свою обычную норму (чтобы и дома не вызвать каких–нибудь ненужных подозрений)...

В понедельник, не заметив в интернате ничего необычного, Серёжа отправился в школу, где тоже всё было спокойно. Маша дружелюбно (а, может быть, ласково) улыбнулась ему и отдала Серёже его тетрадки с домашними заданиями. Всё было нормально. Но когда дверь в класс открывалась, наш герой вздрагивал своей окровавленной душой, но увидев, что в класс входят не милицейские фуражки, а свои, ставшие вдруг такими родными, лица, сразу успокаивался и радовался ещё одному дню, проведённому им на такой, оказывается, сладкой свободе.

Но через два дня классная руководительница в конце урока сказала ему:

–      Серёжа! Тебе необходимо в следующий раз приехать в школу с отцом.

Серёжа остолбенел! Но сумел–таки собраться с силами и задать вопрос своей классной:

–      А что случилось, Евгения Петровна?

–      Почти все учителя жалуются, что ты выполняешь не все задания, а только те, которые тебе понравятся. И я, и даже директор, неоднократно предупреждали тебя и требовали изменить своё отношение к учёбе, а ты никак не реагируешь. Вот теперь пусть твой отец с тобой побеседует.

«Какая мелочь! А я–то, дурак, перепугался». – облегчённо подумал Серёжа – и начал изворачиваться как таёжный уж:

–      Евгения Петровна! У меня папа – в служебной командировке, а мама не может оставить одну маленькую сестру. – нагло врал вконец успокоившийся и даже повеселевший Серёжа.

–      Хорошо! Когда вернётся отец, передашь ему мою просьбу.

–      Хорошо! – смиренно пообещал Серёжа и подумал: «Когда рак на горе свистнет». Серёжа ничего отцу не сказал, а потом и сама учительница забыла о своём требовании.

Серёжа действительно не любил выполнять скрупулёзную и нудную работу, он всегда предпочитал фонтанировать инициативами и идеями. Правда, нередко высказанные идеи и проявленные инициативы выходили нашему герою боком, но он не унывал и по–прежнему самовлюблённо считал себя умным человеком. Как говорится «Иедэм дас зайне».

Прошла неделя, другая. Серёжу никто на допросы не вызывал, и даже не беспокоил. А потом выяснилось, что какие–то свидетели видели, как Зверев будто бы садился в Златоустовскую электричку. Возможно, что его и искали именно в этом, западном направлении. Но поскольку сам–то Зверев был широко известным хулиганом и отъявленным разбойником, поиски вскоре прекратили. «Натворил что-нибудь и ударился в бега» – таково было общее – ошибочное – мнение.

Серёжу очень поразило и то, что о пропавшем Звереве никто так и не сказал ни одного доброго слова. Серёжу даже однажды осенило: «А когда я сдохну, меня все только проклинать будут». А ещё позже в изощрённом мозгу Сергея Васильевича родилось «гениальное» четверостишие:

Пророков распинать своих

И каяться привыкло стадо.

Любите, сволочи, живых,

Убитым ваших слёз не надо!

После этого случая со Зверем, Серёжа вообще перестал бояться людей и смотрел на них как на... «кабанчиков».

«А всё же это очень опасная мысль, что живого человека можно так легко и быстро, – как кабанчика, – убить».