Против зерна: глубинная история древнейших государств

Согласно одной осторожной оценке, численность мирового населения в юооо году до н. э. составляла примерно 4 миллиона человек, пять тысяч лет спустя, в 5000 году до н. э., она выросла до 5 миллионов. Вряд ли этот рост знаменует демографический взрыв, несмотря на цивилизационные достижения неолитической революции – оседлость и земледелие. За последующие пять тысяч лет население мира выросло в 20 раз, превысив 100 миллионов Таким образом, пятитысячелетняя неолитическая революция была лишь демографическим переходом с почти статичным уровнем воспроизводства. Если бы рост численности населения чуть превышал показатели демографического замещения (например, на 0,015 %), то и тогда мировое население увеличилось бы более чем в два раза за эти пять тысячелетий. Возможное объяснение этого парадокса – очевидного прогресса технологий выживания на фоне долгого демографического застоя – состоит в том, что с эпидемиологической точки зрения это был, наверное, самый трагический период в человеческой истории. Так, именно последствия неолитической революции превратили Месопотамию в центр хронических и острых инфекционных заболеваний, которые вновь и вновь уничтожали ее население[75].

Подтверждения этому сложно обнаружить в археологических находках: такие заболевания, в отличие от недоедания, очень редко оставляют характерные следы на человеческих костях. Я полагаю, что эпидемии – «самое громкое» умолчание археологических находок эпохи неолита. Археолог может оценивать только то, что извлекает в ходе раскопок, поэтому здесь мы вынуждены делать предположения без убедительных доказательств. Тем не менее есть веские основания полагать, что множество внезапных крахов древнейших населенных центров объясняется разрушительными эпидемиями[76]. Периодически обнаруживаются свидетельства внезапного и иначе необъяснимого оставления прежде густонаселенных районов. Если бы причиной было неблагоприятное изменение климата или засоление почв, то тоже бы случилась депопуляция, но она бы имела общерегиональный и более постепенный характер. Безусловно, возможны и иные объяснения внезапного переселения или исчезновения многолюдного поселения: гражданская война, завоевание, наводнение. Однако в условиях нового типа скученности, ставшего возможным благодаря неолитической революции, именно эпидемические заболевания – наш главный подозреваемый, судя по широкомасштабным последствиям эпидемий, которые были зафиксированы в письменных источниках, как только они появились. И роль эпидемий не ограничивалась только воздействием на Homo sapiens – от них страдали домашние животные и сельскохозяйственные культуры, также сконцентрированные в поздненеолитическом мультивидовом переселенческом лагере. Население могла столь же легко уничтожить болезнь, которая пронеслась по его стадам или зерновым полям, как и чума, которая угрожала ему напрямую.

Как только появились письменные источники, в нашем распоряжении оказалось достаточно доказательств смертельных эпидемий, которые можно проследить до более ранних периодов. Вероятно, «Эпос о Гильгамеше» – убедительное тому подтверждение: герой уверен, что его слава переживет смерть, и описывает тела умерших, видимо, от бубонной чумы, которые уносит течение Евфрата. Вероятно, жители Месопотамии жили в тени постоянной угрозы смертельных эпидемий. У них были амулеты, специальные молитвы, куклы-обереги, «исцеляющие» богини и храмы (самый важный находился в Ниппуре), призванные предотвращать массовые заболевания. Несомненно, люди плохо понимали их суть и считали, что некий бог «пожирает» их или наказывает за преступление, что требовало ритуальной компенсации, включая принесение в жертву козла отпущения[77].

Первые письменные источники ясно дают понять, что древние народы Месопотамии понимали принцип распространения эпидемических заболеваний – «заражение». Везде, где было возможно, они принимали меры, чтобы изолировать первые явные случаи заболевания – ограничив их распространение отдельными кварталами, закрыв в них вход и выход. Эти народы понимали, что путешественники на дальние расстояния, торговцы и солдаты могли быть носителями болезни. Применяемые ими способы изоляции и избегания стали прообразом процедур, которые применялись на карантинных судах в портах эпохи Ренессанса. Понимание механизмов заражения прослеживается в избегании как зараженных, так и их чашек, тарелок, одежды и постельного белья[78]. Возвращавшиеся после военной кампании солдаты, если были подозрения, что они заразны, должны были сжечь свою одежду и защитное снаряжение до входа в город. Если изоляция и карантин не срабатывали, то все, кто мог, покидали город, оставляя умирающих и погибших, а если возвращались, то только через достаточное время после окончания эпидемии. Покидавшие город часто переносили заболевания в отдаленные районы, запуская новый цикл карантинов и бегств. Я почти уверен в том, что множество первых поселений, не описанных в хрониках, были покинуты скорее по эпидемическим, чем по политическим причинам.